Куда пропали снегири? | страница 22



-   Включить телевизор? - предлагает хозяйка, рус­ская женщина Анна, определившая меня к себе на постой.

-   А что ещё делать? Включай...

На экране немолодой мужчина с маленькой окла­дистой бородкой и грустными глазами.

-   Бенгт! - ахает Анна. - Надо же, Бенгт!

Да, Бенгт Похьянен. Пятьдесят километров остались сэкономленными, а знакомство состоялось. Мы пере­хитрили мороз. Всматриваюсь в лицо человека, о кото­ром много слышала и ради встречи с которым приехала в этот далёкий северный край. Он что-то спокойно, не­торопливо рассказывает, и среди шведских слов я с ра­достью улавливаю три русских - Бог, любовь, Достоев­ский - Бенгт Похьянен говорит о православии.

Что я знаю об этом человеке? Бывший протестан­тский священник, живший в благополучии, достатке, уважении и почитании, писатель, специалист по куль­туре, очень востребованный шведским обществом, из­давший много книг, имеющий имя в литературе.

И вот, наконец, Бенгт Похьянен встретил нас на по­роге своего дома, усадил поближе к камину, согрел чаю.

-   Бог, любовь, Достоевский? - спрашиваю по-рус­ски.

Бенгт смеётся.

-   Я знаю ещё слово «образ», - с трудом выговари­вает он русские слова.

Маленькая церковь соединена с домом широкой де­ревянной лестницей. Спускаюсь с неё и ощущаю под­кативший к горлу комок. Наши родненькие, русские святые, «завсегдатаи» православных горниц взирают с чудных икон. Преподобный Сергий Радонежский, преподобный Серафим Саровский, Казанская Божия Матерь, «Всех скорбящих Радость». Самые почитае­мые на Руси иконы вокруг. Далеко я от Руси, а всё рав­но - дома. Как премудро устроено Создателем: дом там, где отрада твоей душе. А уж здесь моей душе ве­ликая отрада.

Все иконы написаны женой Бенгта Моникой. Она преподаёт в школе шведский и английский, но рисовала всегда, и в той, далёкой теперь уже протестантской жизни баловалась портретами и натюрмортами, пейза­жами. Они бережно развешаны по стенам большого до­ма. Ходила и любовалась, отдавала должное вкусу, чувству цвета, композиционной чёткости. Но вот спус­тилась в храм и возликовала. Мой путь по дому, из ком­наты в комнату (здесь пейзаж, там портрет) всё ближе и ближе к церкви - путь самой Моники к иконе.

-   С чего же началась ваша дорога к православию? - спрашиваю Бенгта.

-   Моника первая пошла по этому пути. «Братья Ка­рамазовы». Книга появилась в нашем доме, когда я ещё был священником лютеранской церкви. «Карама­зовы» Монику потрясли. Она первая завела разговор о православной вере. Я священник, и эти разговоры всерьёз не воспринимал. Видно, не настала ещё пора...