Русские книжные люди все еще руководствовались грамматикой, переведенной с греческого языка на славянский в Болгарии в X веке.
Грамматика была переведена с греческого буквально, только примеры к каждому правилу и термину подбирались славянские, поэтому система грамматики была чисто греческая, несвойственная строю русского языка. Это чувствовал сам переводчик. Так, например, говоря о спряжении глаголов, он в соответствии с греческой грамматикой, знающей несколько прошедших времен, пишет, что прошедшее время («предибывшее») делится на: «протяженое, пределное, предидеемое, предлежимое». Для первых двух форм, которым в известной мере соответствуют многократный и однократный виды глагола в русском языке, он еще нашел примеры, но относительно остальных двух форм сам вынужден был признать: «Две же прочие языку неприятны».
Несомненно, наличие грамматики играло большую положительную роль. Она определила восемь частей речи, в связи с чем ее назвали «осмичастною», некоторые термины — причастие, местоимение, предлог, наречие, союз — сохранились и в нашей грамматике. Но стремление перенести греческий учебник на чужую почву без изменений привело к тому, что в нем оказалось много нелепых вещей. Так, грамматика гласила, что имена существительные делятся на общие и собственные, и примеры давала такие: для мужского рода — «в мужском имени всему естеству обще имя — человек, собственное же составом: Петр; в женском обще имя жена, собственное — Анна», но «…в среднем имени обще имя — существо, собственное — небо, железо».
Можно себе представить, как трудно было усвоить такую грамматику, не столько — заучить ее, сколько применять на практике.
Когда Максим Грек, прибыв в Россию, занялся переводом книг, перед ним встала задача определить для себя и для своих помощников грамматические приемы в столь серьезном и щекотливом в его положении деле.
Соблюдая точную верность греческому тексту, он вместе с тем старался сделать перевод удобопонятным. Для этого Максим Грек стремится приблизить язык переводимой книги к общенародному — в грамматических формах и выборе слов. То, что он делал это в «духовной книге» — псалтыри, не умаляет большого прогрессивного значения его деятельности с точки зрения развития русского литературного языка. Нужно учесть, что псалтырь была не только богослужебной книгой; по ней учились грамоте, ее читали в дороге и т. д. Грамматические и языковые улучшения и нововведения, сделанные им в переводах, переходили в жизнь, в практику писателей того времени.
