— Ты на кого, сучка, намекаешь? — преградила ей путь гастарбайтерша Юлька. — Не поняла. Так, если я кафе строить собираюсь, то это что — я Озеро отравила?
— Уйди с дороги… проститутка!
— Ги-ги… Баба Люба, чья бы мычала, а ваша бы молчала!
И пока достойные дамы выясняли: ху из ху? — подлый намек Любаши Васильевны дошел и до обкуренного с утра Алешки Моджахеда, сети которого не раз и не два потрошили арендаторские сторожа.
— Ты что на честных людей прешь? — выпятил Моджахед воробьиную грудь на завклубом.
— А кто кричал позавчера возле клуба, маковой соломкой объевшись: “Озеро на хрен взорву! Жить, сволочь крутая, герою не дают! За что я в Афгане воевал, жизнью рисковал?” — Кто?! — отбивалась на два фронта Любаша.
Алешка готов был убить подлую завклубом за вранье, потому что ему, как может быть никому на плотине, больше всех было жалко такого убытка. Теперь, получается, загнулся его бартер с бабульками навеки. И теперь ему век мака не видать… А тут еще эта выдра клубная, змея подколодная Любаша!
— Да опомнитесь, люди, — вьюном ходил в толпе и шипел на каждого Петр Мытарь, — не наговаривайте на себя. Тут и без вас такое творится, такое творится… Мало их, бандюг, через наше село стало ездить… вот в таких вот черных гробах… разве что не стреляют пока… Неизвестно еще, что за человек этот арендатор. Из какой группировки бандитской… может, не поделили что-то между собой, подсыпали яду, а ты отвечай…
Упоминание о группировке повернуло головы всех в сторону простреленного Холеры.
— Ну, вы даете! — тот скрипнул зубами так, что народ откатился от него, как волна в Черном море.
— Никто никого до начала следствия не обвиняет, — успокоила страсти милиция, — но просим, если кто-то что-то знает, — пусть честно расскажет…
Из белого микроавтобуса опять выскочило несколько человек, позвали милицию, стали что-то говорить.
— Понятых, понятых! — снова крикнул председатель, — едем на склад ядохимикатов!
— Вы что, господин председатель, сбрендили, что ли? — удивился притихший было дед Мисник. — К какому складу?! У того склада уже лет пять как двери нет — у Юрки Клеца она в сарае навешена.
— Молчите! — зашипел председатель. — Тут же… милиция! У вас что, глаз нет? — и побежал без понятых впереди милицейского “воронка”, показывая дорогу на склад. За ним двинулась и “Санэпидветбаклаборатория”. Остался на плотине темнеть, как черный гроб, “Форд” арендатора. Но до него общественности дела не было. Разделившись, как в Гражданскую, на два лагеря, народ бурлил. Из первого лагеря кричала Юркина мать Лида:
