И сейчас, после всего этого, он балансировал на неустойчивой грани между жизнью и своего рода посмертным существованием, связанным с утратой себя. Слишком длительное пребывание вне бутылки было чревато для него превращением в ифрита, сущность, представляющую собой ледяную тень, существование которой сводится к высасыванию чужой энергии.
Он как будто бы прочел мои мысли, потому что его рука на моей спине замерла. Я почувствовала, как по нему пробежала дрожь, а его глаза слегка затуманились.
— Дэвид?
Я села. Он, напротив, развалился на кровати и уставился в потолок.
— Мне не следовало этого делать, — промолвил он. — Не следовало делать с тобой ничего подобного. Ты заслуживаешь…
— Не терзай себя. В этом нет твоей вины.
Он закрыл глаза и неожиданно показался мне страшно, безумно усталым. Прямо как человек.
— Я ведь не причинил тебе боль, правда?
— Нет! Господи, да ничего подобного.
Я положила ладонь ему на грудь, а потом пристроила туда и голову. Мои черные волосы рассыпались по его коже.
— Во всяком случае, не в большей степени, чем я сама того хотела.
— Боюсь, это еще впереди, — промолвил он. Голос его звучал словно издалека, приглушенный изнеможением. — Нет, я знаю, что это предстоит, я чувствую…
Он открыл глаза, и я снова увидела последние отблески еще светящейся среди оранжевых завихрений раскаленной меди.
— Не позволяй мне сделать это, Джо. Я серьезно. Ты должна… должна защититься от меня. Должна научиться…
Я чувствовала, как уходило тепло из-под его кожи, как покидал его свет.
— Мне пора идти, — промолвил Дэвид. — Я люблю тебя.
Я поцеловала его, быстро и нежно.
— Я тоже тебя люблю. А теперь давай возвращайся в бутылку.
Я ощутила, словно вдох, поток втягивающегося воздуха и неожиданно упала на смятые простыни, а когда снова открыла глаза, он исчез. От него осталась лишь выемка на подушке.
Перевернувшись, я выдвинула ящик прикроватной тумбочки и достала из закрывавшегося на «молнию», проложенного для надежности серым пеноматериалом футляра его бутылку и уже начала вставлять пробку, но замешкалась. На каком-то очень глубоком уровне мы по-прежнему составляли с ним единое целое, и вставить пробку означало прервать сохранявшуюся между нами магическую связь, обрезать поток идущей к нему от меня магической силы. А я, хоть сам он мне ничего подобного не говорил, подозревала: чем больше этой энергии он получит, тем лучше будет для него. Ради него я вообще с готовностью вскрыла бы свои магические вены. Черт возьми, я ведь не принадлежала больше к Хранителям, не управляла погодой, не спасала жизни. Я являлась всего-навсего одной из превеликого множества скудно оплачиваемых поденщиц.
