Вообщем, вытащил я её. Потом метров сто ползком до какой-то кущи. Островок, ольхой поросший, потом назад за мешками. Марьяша, пока я лазил, отлежалась, снова поскулить норовит. Уже светать начинает. У нас из одежды сухой - только штаны и сапоги убитого половца. Поскольку их никто одевать не хочет: пахнут... половцем на походе. Тортиллой. И обстановочка очень даже... тортильская. Чего не коснись -- везде пиявки. И грязь. У меня даже бандана на голове - вся в болотной грязи. На другой стороне островка - довольно большая лужа относительно чистой волы. Разделись, я Марьяше барахло кинул - постирай, самому бы искупнуться. Потом перекусим, поспим и дальше.
Марьяша как-то меня голого внимательно разглядывает. Что она мужиков голых не видала? Она говорила - у неё сыну девять лет. Не намного меня младше.
-- Иване, а чего у тебя креста нет? Ты - нехристь?
Господи, ну не до того было, прокол мой. Только я и в самом деле некрещёный. Ни в том мире, ни в этом. Да и вообще - атеист я. Причём - воинствующий.
-- Точно. Нехристь. И обрезанный.
Углядела, любопытная. Коронку королевскую на моем инструменте. Класс: сама спрашивает - сама отвечает. Настоящая женщина.
-- И ошейник на шее. Ты чей холоп-то, Ванька? Бирки-то чего нет? Только купленный?
Бирку с меня Фатима еще в самом начале сняла. Чтоб не маячил.
-- Ладно. Выберемся - верну господам. Не боись - доброе слово замолвлю. Что ты не просто так по лесам бегал, а мне помогал. Чтобы тебя плетями не сильно. А то и вовсе выкуплю - такие шустрые в новом хозяйстве надобны. На вот, постирай хорошенько, костерок разведи - чтоб горяченького, веток мне наломай постелить. А я пока искупаюсь.
Похлопала меня милостиво по щёчке и в воду. Ножкой пробует. Повизгивает. А я стою... как дурак. В руках куча мокрого, грязного. Новоявленная хозяйка - дура. И маячит впереди перспектива, что плетями будут бить. Но не сильно. Кто? Укоротичи? Или Гордей с дочкой? Они -- и "не сильно"?!
Я уже говорил: для меня сильнее всяких базовых инстинктов - злость. Тут меня просто сносит. "Очертя голову" называется. Аккуратно положил тряпки на землю, спокойно до мешков наших дошел, достал пук вязок - ремешков всяких, от Перемога остались. Одну на финку свою в ножнах приспособил - на шею вместо креста. Остальные зубами ухватил. Тут она кричит:
-- Ванька, нарви там мха сухого и спинку потри. Да поживее - вода холодная.
Ага, был Иван - стал Ванька. Пошёл, нарвал. В лужу влез. К госпоже своей. Она на корточках сидит, глянула на мои ремни в зубах, смеётся:
