— Да… Их уже нет, — тихо сказал Лазарев. — И многих других тоже нет… А войне конца не видно.
— Ты думаешь? Ведь сказано — ещё полгода, ну, максимум годик, и Германия лопнет под тяжестью своих преступлений…
Лазарев отвернулся к окну, за которым, уже в темноте, лежала наша неведомая миру падь Урулюнтуй, обозначенная лишь на топографических засекреченных картах, почти шёпотом произнёс:
— Сказано, чтобы ободрить народ и армию. Это необходимо, так говорить. — Он помолчал и добавил: — Вот ты говорил — в академию. Если уцелею, может, когда-нибудь и поступлю. А сейчас другим заниматься надо. Если бы меня спросил командующий: «Что хочешь делать для победы? Выбирай, хоть род войск, хоть фронт, хоть часть». Знаешь, что бы я ответил?
— Ну?
— Пошлите меня в разведку!
— Полковым разведчиком? Как Севка?
— Да нет же! Есть работа ещё трудней. В разведке за линией фронта. Вот куда бы я попросился!..
— Да брось ты! Начитался ещё в школе, наверно, про шпионов. Со мной тоже в пятнадцать лет было…
— Нет, Витя. Это серьёзно. Ещё до армии мечтал, когда в индустриальном техникуме учился. И сейчас всё время думаю, только не говорю никому. Тебе — первому.
— Ты же классный артиллерист! Твой путь мне ясен: батарею не сегодня-завтра получишь. Потом — дивизион, полк, и — в генералы.
Лазарев усмехнулся:
— А война? Севка, Ленька… Сколько их под Харьковом, в Крыму, под Москвой, у Ленинграда осталось? Сколько убито вот сейчас, сегодня вечером, пока мы с тобой разговорами занимаемся…
— Такие, как ты, выходят целыми. Смелого пуля боится, смелого штык не берёт. Забыл?
— Это в песне. Для укрепления морального духа. А а жизни я не заколдованный. Но у меня будет своя война. Должна быть, я знаю. И только в разведке.
— Ну, так просись в свою разведку!..
— Трудно туда пробиться. Да и опоздал: мне уже двадцать четыре. Иностранный надо в совершенстве знать. И спецподготовка у них — не наши миномётные курсы. Это тебе не «Слева вверх прикладом бей!», — удачно скопировал он нашего преподавателя: оказалось, Лазарев окончил те же самые курсы годом раньше меня, перед войной.
— Выходит, дело безнадёжное?
— Да как сказать… Сам стараюсь кое-чему научиться. Радиодело, автомашины, самозащиту без оружие освоил. Теперь ещё подрывником, минёром могу.
«Вот это военный, — подумал я. — Настоящий офицер. А что я? Что знаю, что могу? Доведись, убьют рядом со мной шофёра, как поведу машину? В рациях — ни бум-бум. В рукопашной схватке надеюсь лишь на свой студенческий разряд по боксу. Конечно, моя работа — вести миномётный огонь, командовать взводом— или батареей. Но мало ли что? Кто знает, в какие положения может поставить меня война? И к этому надо себя готовить…»
