«Она, понимаешь, восстает из мертвых и ради чего? Ради жалоб. Ради жалоб по вшивому айфону, который, кстати, тоже куплен на мои деньги».
Эверс вспомнил одну пословицу и пожалел, что не процитировал ее Элли: «Счастья деньгами не купить, но несчастья они помогают пережить с относительным комфортом».
Может быть, ЭТО заставило бы ее заткнуться.
Чем больше он размышлял об их совместной жизни (а разговор с умершей супругой не может не навести на такие размышления), тем больше думал, что был он хоть и неидеальным, но неплохим уж точно. Он по-настоящему любил ее и Патрика, всегда старался относиться к ним с добротой. Он вкалывал как вол, чтобы дать им все то, о чем ему самому когда-то приходилось только мечтать. Думал, что поступает правильно. И если этого оказалось недостаточно, то теперь он изменить уже ничего не сможет. Что до Марты… некоторые интрижки не несут в себе никакого смысла. Каз его бы понял, а вот женщины — никогда.
Лежа в кровати и проваливаясь в блаженное забвение (спасибо коктейлю из эмбиена с виски), Эверс вдруг подумал, что тирада Элли подействовала на него как-то успокаивающе. Кого еще могли подослать к нему эти неведомые они? Кто сможет заставить его чувствовать еще хуже? Мать? Отец? Он их любил, да, но не так, как Элли. Мисс Притчетт? Дядя Элмер, который иногда щекотал его до тех пор, пока он не мочился в штаны?
Последнее заставило Эверса улыбнуться. Он поудобнее устроился под одеялом. Нет, самое худшее уже случилось. И пусть завтра на «Тропе» намечается еще одно отличное противостояние — Джоша Беккета с Джеймсом Шилдсом — смотреть его Эверс не обязан. Он лучше что-нибудь почитает. Ли Чайлда, например. Эверс уже давно присматривался к его книгам.
Но сначала он покончит с Харланом Кобеном. На весь следующий день Эверс погрузился в зеленые, безжалостные пригороды. Когда над Сент-Питерсбергом запылал воскресный закат, ему осталось дочитать еще страниц пятьдесят, но он и не думал останавливаться. Тут зажужжал телефон. Опасливо, словно и не телефон это, а заряженная мышеловка, Эверс взял трубку, посмотрел на дисплей и облегченно вздохнул. Звонил Каз, и если его не свалил сердечный приступ (к которому вполне располагали его лишние тридцать фунтов), то звонил он из Пунта-Горды, а не из загробной жизни.
И все же недавние события сделали Эверса подозрительным. — Каз, это ты?
— А кто ж еще, блин? — прогремел тот. Эверс вздрогнул и отдернул трубку от уха. — Барак, мать его, Обама?
