Всматриваясь в лица первоклассников, фрёкен продолжала перекличку.
— Виктор Хенрик… Ай!
Она явно не ожидала, что кто-то будет хватать ее за ноги, иначе с чего бы ей так кричать?
— Успокойтесь, фрёкен. Это всего лишь я.
Учительница ошарашенно уставилась на него. Цацики подумал, что лучше ему вернуться на свое место. Его больше не трясло.
Дети в классе выли от смеха, да и родители тоже; правда, они прятались друг у друга за спинами, чтобы никто не увидел, как они хохочут. Не смеялась только учительница, да еще Цацики, ну и, конечно, Мамаша, ведь она и раньше наблюдала подобные сцены.
Успокоившись, учительница попыталась продолжить перекличку.
— Цацики-Цацики Юхансон?
— Это я, — сказал Цацики. — Хотя вполне достаточно одного Цацики.
— Я запомню, — учительница черкнула что-то в зеленой записной книжке. — Но цацики — это разве не греческое блюдо?
— Просто Мамаша любит это блюдо больше всего на свете, вот она меня так и назвала. А двойное имя потому, что меня она любит вдвое больше.
— Вот это да, — удивилась учительница. — Только знаешь, Цацики, в школе нельзя говорить «мамаша».
— Нельзя? — удивленно переспросил Цацики. — Почему?
— Это не очень хорошее слово. Так говорят дети, которые не любят своих мам.
— Вы, наверное, шутите, — ответил Цацики, — я очень люблю свою маму. К тому же, она сама себя так называет.
— Да, называю, — подтвердила Мамаша, которая стояла у стены поодаль вместе с другими родителями. — Я считаю, что «мамаша» — это самое прекрасное слово на свете.
Хорошо, что Мамаша нисколько не стеснялась говорить на публике, ведь теперь на нее уставились и взрослые, и дети.
— Что вы имеете в виду? — возмутилась одна остроносая мама, злобно поблескивая очками. — Я даже представить себе не могу, что Маркус будет называть меня мамашей. Это неуважительно по отношению к матери!
— Да ладно! — ответила Мамаша. — Все зависит от того, как это произносить. Когда родился Цацики, от счастья я чуть ли не потеряла дар речи и все повторяла: «Подумать только, я — мамаша!» Нет ничего прекраснее, чем быть мамашей, во всяком случае, мамашей Цацики.
— Мама, а можно я тоже буду говорить «мамаша»? — возбужденно воскликнул Пер Хаммар.
— Об этом мы поговорим дома, — выкрутилась его мама, и на верхней губе у нее выступили крупные капли пота.
— Ну хорошо, — сказала фрёкен, — продолжим нашу перекличку. — Фредрик Хенриксон, Ким Нильсон, Микаэла Сундберг, Юанна…
Но Цацики уже не слушал ее. Ему срочно надо было спросить у Пера Хаммара, не кажется ли ему, что учительница — женщина-обезьяна.
