Бесстрашный Пекка | страница 4
Кругом шумел мрачный лес, было темно; лунный свет, иногда мелькавший в просветах растрёпанных облаков, лишь на мгновение освещал тропинку. Пекке стало очень страшно. Но он решительно двинулся по направлению к соседскому дому, который находился поблизости — сразу за перелеском. Пеккины зубы выбивали дробь; он помчался что было сил и на бегу запел, вернее, заголосил первое, что пришло в голову, чтобы все хищные звери и разные лесные существа наверняка услышали, что он приближается, и в страхе разбежались:
Но только песня нисколечко не помогала: дому Мысиковых давно уже пора было показаться на краю поля, а никакого поля не было и в помине — тропинка уходила дальше в глубь леса. И хотя Пекка бежал всё быстрее, знакомому крохотному перелеску не видно было конца! Вокруг становилось всё темнее, так что даже тропинку было не разглядеть. Внезапно что-то холодное и колючее дотронулось до Пекки, и он содрогнулся от ужаса: кто-то огромный, страшный, чёрный встал у него на пути, размахивая руками. У Пекки чуть сердце не выскочило из груди, пока он не сообразил, что страшилище, которому он угодил прямо в лапы, — это ель, раскачивающаяся на ветру! Но за этим страшилищем виднелось другое, и третье, и четвёртое… и руки у них были ещё длиннее, ещё чернее, и все эти руки так и тянулись к нему. Приходилось нестись во весь дух, чтобы не дать им схватить себя. Пекка бежал, бежал, бежал… Ух как отчаянно он бежал!
Глава вторая
Старик Лесовик встал с постели в довольно-таки мрачном настроении. Всю ночь напролёт у него ныла спина, так что о сне нечего было и мечтать. До утра он провертелся с боку на бок, чтобы унять боль. А сон если и приходил на минуточку, то полон был каких-то странных и неприятных событий, и это окончательно привело Лесовика в дурное расположение духа. Неудивительно, что теперь он, нахохлившись, сутулился за столом и, прихлёбывая кофе из кружки, обиженно ворчал.
— Старость не уважают! — жаловался он окну, а оно глядело в ответ по-осеннему уныло. — Возраст в этом мире больше ничего не значит! А в приятелях у меня теперь одни болезни! — И Лесовик погрузился в раздумье. Он припомнил прежние времена — лет эдак двести тому назад. Тогда он сам, покрайней мере, был помоложе… Вот бывало… Тут глаза Лесовика сомкнулись, и незаметно для себя он соскользнул в кисейно-лёгкий сон.