Чтобы разобрать мусор в своей голове, а точнее, чтобы перестать воспринимать это все так серьезно, Саша решил написать рассказ:
«Жили-были люди, — его любимое начало. — Они охотились, собирали ягоды и жили. Научились объясняться друг с другом, потом решили проблему с едой и жизнью и от безделья начали думать о вещах абстрактных. — Еще одна любимая фигура. — Например, изобрели счет. Придумали цифры, а потом стали придумывать, что с ними делать.
Считать окружающие предметы было просто. Убирать часть и считать, сколько осталось — тоже. А дальше что?
— Эврика! — подумал один изобретатель, проснувшись поутру.
Он взял свою любимую кучку орехов и стал делить ее на одинаковые кучки по два ореха. Потом сложил вместе две, три, четыре кучки — ну, так и есть. Действительно, вместе получается ровно столько же, сколько было в двух, трех, четырех кучках до этого. Эврика.
Вы, может быть, посмеетесь? Что ж, когда-нибудь и над нами посмеются!»
Последний абзац характеризовал Сашу в полной мере. Если он что-нибудь писал, то, привычный к блоггерству, оправдывал каждую высказанную новую и не новую мысль либо цитатами, либо «свободой авторского воображения». Он сам себя за это временами ненавидел, но себя, как вам, думаю, известно, переучить очень сложно.
Однако привычные мысли о собственной слабости уже успели вытеснить предыдущие размышления о «понятном и непонятном, абсолютном и относительном, истинном и ложном» (еще одно Сашино выражение), значит, можно было идти в школу.
Во дворе уже ждал Ваня.
— Рассказывай! — начал разговор Саша. — Что так поразило Бога вчера днем, что мне ночью всякая святотатственная ересь снилась?
— Да ничего особенного вроде, — задумался Ваня. — Не мог же он так удивиться тому, что Надежда Павловна — тоже попаданец?
Саша так и подскочил:
— М-да, я слышал фразу, что мир тесен, но чтобы настолько?! При том, что миров-то жуткое количество! — Оно оборвал свои, кажется, опять начинающиеся размышления не о том: — Рассказывай. Все рассказывай.
И Ваня рассказал. В итоге они чуть в школу не опоздали, обсуждая невероятные совпадения, еще более невероятного, но реального Бога и зыбкость всей науки о вероятностях. Размышления загнать поглубже не удалось, пришлось высказывать их вслух.
— Саш! — с укором сказал Ваня под конец, — теперь и у меня в голове роятся мысли о том, что мы ни черта не знаем. И это очень плохо сказывается на моей картине будущего.
— Извини! — ответил Саша. — У меня у самого в голове творятся события, напрямую предшествующие Большому взрыву.
