пожелал сопровождать Его Величество. Одновременно с Государем, в тот же день 8-го марта, участник “генеральского бунта”, Командующий войсками Петроградского военного округа, заранее намеченный на эту должность думскими революционерами и назначенный последним приказом Государя ген. Л. Корнилов
[39] арестовал в Царском Селе, по постановлению Временного Правительства, Государыню Императрицу Александру Феодоровну и Августейших Детей.
Так началось 16-месячное заточение Царской Семьи – сначала в Царском Селе, затем, ссылка в Тобольск и, наконец, увоз в Екатеринбург, где Царственные Узники приняли мученические венцы.
“Лишение Царя свободы было поистине вернейшим залогом смерти Его и Его Семьи, ибо оно сделало невозможным отъезд Их заграницу”, пишет судебный следователь Н. А. Соколов (Н. А. Соколов, op. cit., стр. 267).
Правда, Их Величества сами этого не хотели и считали эту возможность худшей из всего, что Их ожидает. Об этих опасениях Они часто говорят в Своих письмах, написанных из заточения. Но это лишь служит лишним доказательством Их исключительного благородства и безграничной любви к России, и ни в какой степени не оправдывает действия Временного Правительства.
“Управляющий делами Временного Правительства Набоков признает в своих воспоминаниях, что актом о лишении свободы Царя был завязан узел, разрубленный в Екатеринбурге” (Ibidem, стр. 270).
ХХII. “Мы отдали Себя и судьбу Наших Детей в руки Божия”. Восхождение на Голгофу.
С момента заточения Царской Семьи начинается Ее тернистый путь восхождения на Голгофу, длившийся, как уже сказано выше, шестнадцать месяцев.
Мы не будем описывать здесь нравственные и физические страдания, которые пришлось пережить на этом пути Государю Николаю Александровичу и Его Августейшей Семье, ибо этот очерк посвящен лишь одной стороне духовного облика Императора Николая II и имеет лишь одну цель – опровергнуть прочно укоренившееся глубоко ошибочное утверждение, рисующего Его как человека слабого и безвольного.
С момента лишения свободы Царская Семья была вырвана из привычных условий окружающей обстановки и, вместе с этим, Она была как бы перенесена в иной план жизни – в план жизни духовной, к которой не применимы обычные мерки, установленные для оценки душевных и духовных свойств людей. Разве можно рассуждать о силе воле святых мучеников, достигших наивысших ступеней несравненно большей силы – силы духовной?
В своих воспоминаниях о страшных днях февральского бунта, когда Их Величества были разлучены и Государыня три дня не имела никаких известий от Государя, Пьер Жильяр так описывает душевное состояние Ее Величества 3-го марта, когда Она еще ничего не знала об отречении:
