— Но я бы тогда не встретила тебя.
Надька вышла одетая строго и дорого. Николай долго смотрел на неё. Только сейчас он понял, что значит это редкое в начале 21 века понятие «порода». Тут она была видна даже без очков. Он не мог поверить, что эта женщина ещё неделю назад стоила, как ёлка, рупь с полтиной. В фигуре появилась осанка, а в глазах – ощущение своего места в мире. И место это было явно не в Замоскворецком трактире.
— Ты как относишься к современной литературе?
— Не читаю. Как-то не до этого.
— Вот и правильно. И имей в виду – все литераторы люди чрезвычайно несерьёзные. Так, поиграют и бросят. Капризные как дети. С комплексами непризнанных гениев.
— Хорошо, — вполне натурально удивилась она. — Я буду знать. А зачем?
— Боюсь, уведут поэты и писатели у меня такую красавицу. Знаешь, как писал один товарищ «Девушкам поэты любы, я ж умён и голосист, заговариваю зубы, только слушать согласись».
Надежда порозовела. Было видно, что ей приятно.
— В общем, слушай. Сейчас мы приедем на сборище литературного бомонда. Там будут модные поэты, писатели и прочая профессура. На вечерах подобного сорта предполагается свободное общение, поэтому я от тебя отойду и ты будешь вертеться одна. Чтобы нам врать складно, я работник Совнаркома, ты моя подруга. Заводи знакомства, при необходимости давай адрес. Справишься?
— Попробую.
Он попросил Александра заехать в ближайший ювелирный магазин. Там, ярко сияло электричество и на чёрном бархате лежали белые камни. Увидев вошедшую пару, пожилой продавец сделал свои выводы и повёл их в глубину зала. Открыв маленькую дверь, он приглашающе наклонил голову. Они вошли в небольшую комнату, сплошь заставленную железными шкафами.
— Пожалте, — продавец распахнул дверки.
Там лежало то, что могли купить только люди со вкусом и деньгами.
— Давай, действуй, — сказал Николай и отвернулся. Ему было стыдно.
Ощущение своего актёрства жгло как железом. Это не моя роль. Я не заработал этих денег. Это не моя женщина. Она будет любить меня, а это всё не мое. Это чужое. Он снова вспомнил московскую зиму начала нового века, отсутствие денег и страшное в своей ясности понимание, что взять их неоткуда. Снова заболело сердце.
— Ну как, — гордо спросила Надежда, поворачиваясь так, чтобы свет подчёркивал и выделял. Вкус её не подвёл и на этот раз.
— Молодец, — горько сказал он и подумал о жене. Ощущение стыда не проходило. Он достал из кармана пачку червонцев. Это были четвертные – совершенно неимоверная по тем временам сумма. Николай дал её продавцу и сказал.
