Бассейна при парной не было, а кидаться согласно рекомендациям классиков, в снег тоже не представлялось возможным – всё-таки лето. Поэтому открутив холодный кран он стал под душ. Потом, подбавив горячей, долго мылся, размачивая щетину, которая при бритье обычно сдиралась вместе с кожей. Езда по городу в открытом автомобиле сказалась на рубашке, и её надо было менять. Завернувшись в простыню, он пошёл к банщику. Тот вдумчиво покивал, и усадив в кресло стал брить. Это было лучше, чем в первый раз на Кузнецком. Его плотно спрыснули одеколоном, и благоухая непонятным ароматом, Николай вернулся в предбанник.
Девчонки сидели вымытые, на столике стояла какая-то закуска и чай. Он ухватил кусочек колбасы, и кивнул Ленке в сторону двери, за которой была кровать. Та дёрнулась, но старшая всё тем же примерным голоском сказала.
— Николай Эдуардович, ну совсем замучили девчонку. Дайте передохнуть. А я не хуже справлюсь. Довольны останетесь.
Какое-то издевательство всё равно прорывалось, несмотря на попытки выглядеть пай-девочкой из замоскворецкого трактира. Или может быть, не понимал Николай чего-нибудь в интонациях двадцатых годов. Дают – бери, подумал он. Война всё спишет.
— Какой разговор. Пусть отдыхает. Пошли.
Она сразу скинула простыню и подошла к нему. Провела рукой по лицу и искательно заглянула в глаза.
— Что такое минет знаешь? — спросил он, возбуждаясь от близости и доступности женщины. Она кивнула, и развязывая его простыню, стала опускаться на колени. Простыня упала на пол, и охватив его бёдра, Надежда осторожно провела языком по встающему члену. Он замер. Руки опустились на её плечи и он стал осторожными движениями ласкать их, шею и затылок. Она кашлянула, принимая член во всю длину, но, не сбившись с ритма, продолжала работать языком и губами. Николай гладил её плечи и волосы, ему было хорошо и он чувствовал, как волна наслаждения начинает подниматься, охватывая его всё сильнее и сильнее. Девушка тоже задышала глубоко, кончики ушей у неё покраснели, руки стали дрожать. Мысли его стали путаться и метаться, а наслаждение рвалось из него, и уже не в силах сдерживаться, он кончил бурно и сильно, но она была готова и держала его, пока напряжение конца не покинуло Николая.
Надежда подняла лицо. Оно было красным, она прерывисто дышала, но в глазах билось торжество. Поднявшись с колен, она спросила тем же невинным тоном прилежной школьницы.
— Тебе было хорошо?
— Да. Но не зазнавайся. У Ленки тоже большой потенциал.
