Как занялась заря, раздался такой страшный свист, что дерево зашаталось, и царевич решил: кто-то с корнем вырвал дерево, а вместе с деревом схватит и его. Свист повторился. А когда свист раздался в третий раз, царевич потерял сознание от ужаса.
Оказывается, из-под корней дерева выползли три змея. Два побольше — Черный и Белый, а третий — Красный — поменьше. Обошли они луг, поиграли, попрыгали. Через некоторое время царевич пришел в себя и увидел: три змея охотятся на лугу. Упрекнул он себя: «Если эти змеи тебя так испугали, как же ты с дэвами и драконами схватишься? Если не поражу я всех троих одной стрелой, то уж каждого одной стрелой обязательно убью». Решил было Зав сразиться со змеями, но потом передумал: «Подожду немного, погляжу, как они резвятся».
Побыли там змеи немного, потом вошли в озеро, поплавали и покупались, вылезли и улеглись на солнце. Белый змей сказал: «Пошли теперь домой!» — «Погоди, — сказал Черный, — немного отдохнем, расскажем, что видели, когда были друг без друга, а потом разойдемся». — «Ты старший из нас, — сказал Белый змей, — ты больше нашего видел. Расскажи что-нибудь, а после я расскажу, что знаю».
И сказал Черный змей: «Был я свидетелем такой жалостной истории, что все, что я видел в своей жизни хорошего, теперь кажется мне дурным, но люди не доверяют нам, и потому помочь им мы не в силах». «Что за горькое зрелище ты видел, что так закручинился?» — спросил Белый змей. Тот ответил: «Таких бед нагляделся я за эти семь лет, что и домой возвращаться не хочется! Вот послушайте.
Был у египетского царя единственный сын. Тому царю шестьдесят лет, и, кроме этого сына, не было у него никого. Не слыхал род человеческий о красоте такой и не видел никого прекраснее, совершеннее и сильнее его. К тому же был этот юноша нравом столь безупречен, что самые мудрые старцы, много повидавшие на своем веку, не находили в его нраве изъяна. Видел я его не только на охоте, но и в несчетных битвах и дивился его доблести. Что мне скрывать от вас: вы братья мне. Не мог я его одолеть и потому не выходил против него. Но вот уже семь лет, как царевич поражен тяжким недугом. Не мертв он и не жив. Такой богатырь не может двинуть рукой. От красоты его не осталось и следа, исчезла его былая сила и мощь, а раньше грозные дэвы и прославленные герои ноги его не могли сдвинуть с места. Днем и темной ночью лежит царевич на коленях у своей родительницы, или обессилевший от старости и горя отец носит его на руках, как дитя малое, из дворца во дворец или по площадям. Не думаю, чтобы был на свете кто-нибудь несчастнее их. Как только они еще живы и как слезы не иссякнут в их очах!»
