— Ставки по пятьдесят долларов, выигрыш до пяти тысяч, — проворковала она мужчинам, собравшимся у края амвона и не замечавшим, как рассерженные жены и подруги неистово машут руками, призывая их вернуться на свои места. В церковь влился очередной поток людей, прижимавших к груди подушки, портативные вентиляторы и набитые деньгами бумажники. Эпплсон на время затерялся в толпе.
Эпплсон. Эпплсон. Возможно, что самосознание Чалмерса, сама его жизнь находятся на расстоянии всего пятидесяти футов. «Надо ли мне подойти к Эпплсону? Что он мне обо мне расскажет? Что я за человек? Может быть, я — мошенник. Или президент банка. Может быть, просто бездельник. Могу я быть бездельником? Кто я? Кто я?» Чалмерс уставился на свои белые, как фарфор, почти женские руки. Неуверенно взглянув в том направлении, где должен был находиться Эпплсон, он вдруг услышал за спиной странные голоса. Обернувшись, увидел двух женщин средних лет, молитвенно сложивших руки на груди. Обе дамы были одеты в неброские, украшенные цветочным орнаментом платья и умопомрачительные шляпы. Хотя женщины нисколько его не заинтересовали, Чалмерс заставил себя прислушаться, так как ему показалось, что женщины говорят о нем. Прошло несколько секунд, и одна из женщин знаком предложила Биллу присоединиться к их обществу. В ответ он отрицательно покачал головой. Вторая женщина, улыбаясь, повторила приглашающий жест и многозначительно показала на потолок. Чалмерс запрокинул голову, но не увидел ничего необычного — только расписной купол и каменные контрфорсы.
— Подойдите сюда, — беззвучно, одними губами снова позвала вторая женщина, бросив на него призывный взгляд.
Женщины выглядели дружелюбными и безобидными; кто знает, не смогут ли они помочь ему. Пробираясь к ним, Чалмерс услышал хрипловатое бормотание:
Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа,
Отец милосердия и Бог всякого утешения,
Утешающий нас во всякой скорби нашей,
Чтоб и мы могли утешать находящихся во всякой скорби
Тем утешением, которым Иисус утешает нас самих!
— Бог утешает нас самих! — поправила одна из женщин свою компаньонку.
— Именно так я и сказала.
— Нет, ты сказала: «Иисус утешает нас самих!»
— Ты говоришь «Бог утешает», а я говорю: «Иисус утешает». Я знаю послание к Коринфянам уже сто лет.
— Ты выживаешь из ума, Бланш.
— Не говори мне, что я выживаю из ума. Мой ум остер, как кошачьи когти.
Женщины скорчили друг другу недовольные гримасы и снова принялись за молитву.
