За толстыми стенами теменоса бурлил, волновался священный Ур. Близился вечер. Горячий ветер из пустынь за Идиглату-Тигром упал. С улиц возле Этеменигуры слышались скорбные голоса. Толпы горожан, воздевая руки, разноголосо кричали:
- Зачем ушел ты от нас, великий царь?!
- Что делать нам, остающимся жить?
Знатных особ рабы несли к Этеменигуре в паланкинах. Ваятель различал цветные накидки из шерсти, отделанные пурпуром розоватого, фиолетового, синеватого отлива, одежду, усыпанную драгоценностями.
Послышались тяжелые шаги, неожиданно появился Иди-Нарум, взял Герая за плечо:
- Скройся, покинь Ур! Скоро выйдет луна, начнется погребальный пир. И тогда будет поздно!
Иди-Нарум дышал часто, шумно. Видно было, что он почти бежал, спешил предупредить Герая. Властное лицо его было угрюмым, озабоченным.
- Почему поздно? - машинально спросил Герай.
- После восхода луны отсюда не уйти. Все лестницы перекроют воины царя, ответил Иди-Нарум.
- А ты, господин? Разве ты...
- Да, я остаюсь. Обо мне не печалься. - Иди-Нарум скривил губы в загадочной усмешке. - Тебе приуготовано умереть! - он с силой сжал плечо Герая. - Ты - "друг царя", значит, должен последовать за ним, в обитель Энки... Беги с Этеменигуры, пока есть время! Через два дня возвратишься ко мне, ибо я ценю твои знания! Вот знак... - царский племянник протянул ему золотую печатку.
Герай отвел его руку, спросил:
- Ты, господин, родственник царя. Значит, тоже уйдешь за ним?
- Я служу не царю, а богу Энки! - пренебрежительно сказал Иди-Нарум. - Это я могу заставить всех, кому надлежит, выпить напиток смерти.
- Но и тебе надлежит уйти в конце концов вслед за царем. Разве не так?
Иди-Нарум молчал, сжимая в руке печатку. Он думал о заветном:
"Вот пришел мой день. Мне удалось отправить дядю-царя к Энки. Тонкий яд с засахаренным миндалем... А впереди самое трудное: как сохранить жизнь царице Инниру, чья красота будоражит кровь и разум? Ведь она обещала стать моей женой!.." Перед ним стояло ее прекрасное лицо, в ушах звенел вкрадчивый низкий голос: "Мы будем править вместе". Иди-Нарум покачал головой: "Нелегко спасти тебя, Инниру, от чаши забвения. Жрец-виночерпий не мой человек. Не пойму, кому он служит. Я не успел еще убрать его".
И теперь он мучительно размышлял, глядя на рощу у подножия Этеменигуры. Там работали сотни полуголых рабов, спешно возводивших царское погребение несколько обширных камер в грунте, наклонные коридоры, ниши. Глухо стучали кирки, вздымая красную пыль; мелькали руки, мотыги, заступы. Едва рабы заканчивали камеру или коридор, как служанки в ярко-красных платьях торопливо застилали влажные полы цветными циновками. Надсмотрщики торопили изнемогших рабов, ибо мертвый царь тоже спешил.
