Лючия понимающе кивала.
— И мне, уже практикующему специалисту традиционной хирургии, пришлось буквально переучиваться. В эндоскопии такая виртуозная работа пальцами, что ей надо учиться очень долго. В общем, я много оперировал, дома корпел над учебниками, тренировал пальцы — с закрытыми глазами вязал мелкие сложные узелки. С девушками практически не встречался, хотя вокруг было много симпатичных медичек. Для расслабления и разрядки ходил три раза в неделю в бассейн. Раз в год с приятелями на недельку выбирался в Альпы. Днем носился по горам, вечерами читал в номере научные книжки. Иногда играл с друзьями в покер…
Морис замолчал, видимо, что-то вспоминая. Снегопад усилился. Молодой человек стряхнул снег с волос Лючии и надел на них капюшон. Она встала на цыпочки, нагнула его голову, тоже стряхнула с волос снег, подняла воротник дубленки и поцеловала его в губы. Он счастливо улыбнулся и вернул ей долгий страстный поцелуй.
— Так вот, — продолжил он свой рассказ. — Моя мама решила поскорее женить меня. Может быть, испугалась за мою сексуальную ориентацию, видя, что я общаюсь в основном с приятелями. Я только посмеивался. Однажды она уговорила меня поехать с ней в Довиль. Ты знаешь, наверное, это модный курорт в Нормандии, там снимался фильм «Мужчина и женщина». Сначала я маялся от безделья, но потом познакомился с виндсерфингистами и стал гонять с ними на парусной доске. И вот однажды подхожу я к берегу на доске и вижу: рядом с мамой в шезлонге сидит прелестная черноволосая девушка…
Она оказалась дочерью маминой подруги, баронессы, имевшей частную клинику красоты. Катрин меня очаровала. Она была не похожа на окружавших меня девушек, раскованных, феминистски настроенных.
— Слишком самостоятельных и общительных? — хитро прищурившись, спросила Лючия.
Он понимающе рассмеялся и поцеловал ее в прелестный носик.
— Подожди, не перебивай, — Морис шутливо нахмурился. — Катрин была очень нежной, какой-то не от мира сего. Немного смущало лишь то, что она требовала повышенного внимания к себе. Была недовольна, если я катался с ребятами на серфе, если говорил, что мне не нравятся долгие медлительные прогулки по набережной, где она, по-видимому, демонстрировала свою красоту и наряды.
Когда мы вернулись в Париж, родственники с ее стороны почему-то считали нас уже помолвленными. Я посмеивался над этим, а потом и сам не заметил, как был назначен день свадьбы. Я и не сопротивлялся, ведь мне было почти 30 лет. Знакомые и коллеги поздравляли меня, говорили, что она редкая красавица, к тому же благородных кровей. Слышать это было приятно и необычно…
