Лицо, рассказывавшее мне о первых шагах заговорщиков, ни в какую связь поездку Завойко в Галицию с первоначальным его знакомством в Петербурге с генералом Корниловым не ставило. Или, точнее, оно об этом знакомстве вовсе не знало. По словам моего осведомителя, в начале мая достаточно уже окрепшая внутренно банкирская инициативная группа будущего переворота просто послала Завойко на розыски подходящего для будущей операции генерала.
Генерал был найден Завойко очень скоро[54]. Прямым маршем из Петербурга этот пожилой биржевик явился в распоряжение Кавказской туземной, так называемой Дикой дивизии[55] и пожелал в удовлетворение своего пламенного чувства самопожертвования во имя родины записаться всадником — добровольцем. Он был принят в Дагестанский полк. Вчерашний распутинский кандидат в министры финансов, почти 50–летний барин, в роли рядового добровольца — это само по себе картина достаточно пикантная![56]Но поля сражения не были свидетелями воинских доблестей г. Завойко. Он предпочел проявить всю силу своей патриотической жертвенности в тихом уюте штабных помещений, в непосредственной близости к особе командующего генерала. Едва зачисленный в полк, г. Завойко становится… ординарцем командарма 8–й армии генерала Корнилова. С этого времени Корнилов и Завойко неразлучны[57].
Вернемся в столицу. Здесь работа банкирского кружка все развивается. Достигши своего апогея к уходу (конец апреля) Гучкова, развал армии создает для штатских пророков военной диктатуры благоприятную почву в настроениях офицерства[58].
7 мая в Могилеве, в Ставке Верховного главнокомандующего генерала Алексеева, собирается офицерский съезд. Съезд создает чрезвычайно влиятельный в военной — особенно штабной — среде Союз офицеров. Тогда чины всех правительственных учреждений образовывали союзы. Было бы странно, если бы правительство отнеслось отрицательно к Союзу офицеров, большинство которых в условиях революции больше всех страдало и больше, чем кто‑либо, нуждалось в товарищеском общении и взаимной поддержке.
К сожалению, некоторые руководители союза — офицеры Генерального штаба, уже бывшие в связи со штатскими, инициаторами будущего заговора, — образовали внутри Центрального комитета союза активную антиправительственную группу. Группа эта взялась за подготовку верхов армии к будущему перевороту. Нужно сказать, что мое положение как военного министра, а затем главы правительства было чрезвычайно щекотливо и сложно. Я еще задолго до восстания генерала Корнилова был хорошо осведомлен о деятельности Центрального комитета Союза офицеров, но до последнего почти часа не хотел применять по отношению к членам Центрального комитета этого союза никаких репрессий, дабы не привлекать к Союзу офицеров в его целом острого внимания фронтовых солдатских организаций, которые и без того с чрезвычайной подозрительностью относились к выступлениям ЦК офицерского союза, выступлениям с самого начала крайне вызывающим, даже дерзким! Но разве резолюции разных Советов и самих фронтовых комитетов не бывали слишком часто такими же?! И на каком основании правительство, допуская свободную критику своей деятельности с одной стороны, воспретило бы ее — с другой? Воспретило бы ее особенно офицерам, которые свое право на свободу политической мысли и политической критики купили дорогой ценой крови?!
