— Это ключ от входной двери, — зачем-то пояснила женщина.
Паскис попытался вставить ключ в замок, но взял его наоборот, и это удалось сделать не сразу. Наконец он справился с замком и стал подниматься по лестнице, покрытой истертой дорожкой. Дверь на втором этаже была полуоткрыта. Паскис остановился на пороге.
— Мадам?
— Я здесь.
Паскис прошел через грязную кухню, благоухающую гнилыми овощами, миновал тускло освещенный коридор и оказался в темной гостиной. Шторы были задернуты. В комнате царил золотистый полумрак, который создавали лампы, накрытые массивными янтарно-желтыми абажурами. Паскису сразу стало жарко.
— Значит, вы ищете мистера Граффенрейда.
Таких толстых женщин Паскис еще не встречал.
Подробности фигуры были скрыты под широким бесформенным одеянием, которое, однако, было заполнено до отказа. Волосы на большой круглой голове зачесаны назад. Она полулежала в кресле, тяжело откинувшись на спинку.
— Да-да. Надеюсь, вы сможете предоставить мне сведения, которые помогут определить его теперешнее местопребывание.
Женщина посмотрела на него как на какое-то необычное насекомое.
— Теперешнее местопребывание, — задумчиво повторила она.
— Мм, да.
В комнате было душно. Паскис смотрел, как в золотистом свете плавают пылинки.
— Вряд ли смогу вам помочь. Я ведь уже сказала: от него ни слуху ни духу уже лет семь.
— Ах как жаль. Хм, да.
Перспектива уйти несолоно хлебавши совсем расстроила Паскиса, и он временно потерял способность соображать.
— Тогда, может быть, вы знаете, чем занимался мистер Граффенрейд?
Женщина громко фыркнула, что привело ее плоть в волнообразное движение, затухающее где-то в складках безразмерного одеяния.
— Мистер Паскис, у нас в Низине никогда не спрашивают, кто чем занимается, а если случайно узнают, то держат язык за зубами и не болтают об этом.
Паскис закашлялся. Женщина безучастно наблюдала за этим процессом.
— А как насчет его знакомых? — спросил Паскис, справившись с приступом. — К нему кто-нибудь приходил?
Женщина нахмурилась и слегка отвернула голову. Он все понял.
— Благодарю вас, мадам, что вы уделили мне время. Весьма признателен.
Паскис повернулся, чтобы уйти. Он был огорчен, но одновременно чувствовал облегчение. От жары у него кружилась голова. Он заметил, что на лбу у женщины появилась испарина. Или она была с самого начала? Возможно, за ее показным спокойствием скрывалась какая-то трагедия? Эта мысль заставила его взглянуть на нее по-новому. Это не было сочувствием — скорее он перестал испытывать неловкость. Оставался еще один важный вопрос.
