– Привет, Надир! – девочка внезапно оживает, садится на подоконнике. Улыбается. Острые белые зубы, озорной взгляд голубых глаз. Кровь на щеке исчезла.
– Что ты здесь делаешь? – зачем-то спрашивает Надир. «Стреляй, идиот! Стреляй!» – надрывается в голове невидимый паникер.
– Тебя жду. – Девочка легко спрыгивает с подоконника, подходит к мужчине вплотную, заглядывает в глаза. – Вообще-то я приходила к родителям. Хотела позвать с собой. Мама плакала. Она это умеет. А отчим взял винтовку. Представляешь? Хотел стрелять в меня. Куколки наказали его. Кусали за руки, за ноги, пока он не упал. Ты тоже хочешь стрелять в меня?
Песок на полу приходит в движение, начинает обретать форму. Внезапно голубые глаза тускнеют, тело обмякает. Надир подхватывает девочку. Над красным в белый горошек сарафаном торчит рукоять ножа.
– Скажи ему… – губы девочки едва шевелятся, – …скажи ему… все ради него…
Фильм кончается. Время замедляет ход.
– Слабак! – в окне маячил силуэт Плятта. – Еще одна ошибка – пойдешь под суд.
Рихард перебрался в комнату. Осторожно подошел, тронул ногой безжизненное тело.
– Как вы… как же вам удается? – Надира трясло. – Это же ребенок!
Плятт оторвал его от девочки, резко вздернул на ноги. Встряхнул. Дал пощечину.
– Очнитесь! Это не люди! Оболочка, а внутри… – он схватился за рукоятку ножа, вырвал его из раны. – Вот! Ни крови, ни гноя. Один проклятый песок!
Тяжелый ботинок врезался в сыпучий покров на полу. По воздуху поплыла рубиновая пыль.
Преследуя часовщика, Кулиев прошел дом насквозь и оказался во дворе, обнесенном невысокой каменной стеной. Пески отчего-то пощадили это место. Ржавый язык бархана впивался в город чуть севернее, а здесь все выглядело нетронутым. Уголок прежней жизни, словно экспозиция в краеведческом музее. Скамейка, качели, на крыльце под навесом кресло-качалка.
Посреди двора возвышалось сухое дерево. Белый ствол поднимался из земли, а затем расходился в стороны двумя могучими руками-ветками.
Менакер стоял у дерева и водил ладонями по гладкой, лишенной коры поверхности – что-то искал.
– Это должно быть где-то здесь, у развилки, сейчас, сейчас… – бормотал часовщик.
Надир подошел ближе, не решаясь прерывать старика.
– Вам помочь, почтенный?
– Простите, что не оборачиваюсь, молодой человек, – отозвался Менакер. – Я слышал, вы шли за мной. В этой темноте ничего не разглядеть. Если я обернусь, то придется искать сначала, тратить время, которого нет. У часовщика нет времени. Смешно.
