План поиска интересный. Слушаешь и восторгаешься. Затем другая мысль: а ведь каждый из его создателей уже определил себе место в этом бою. И, понятно, определил невзирая на большой риск, не считаясь с собственной жизнью. И третье — как быстро люди, вчера еще совсем мирные, овладели трудной и тяжелой тактикой войны.
Ползем среди разрывов мин, под непрерывный свист пуль к передовой и, взобравшись на развалины одного сарайчика, пытаемся получше ознакомиться с обстановкой. Но много увидеть не удается: по-прежнему полыхает сталинградский пожар.
В 24.00 я доложил:
— Товарищ полковник, план готов.
Хочется прибавить, какой план. И еще сказать: не мой он, а Ахметдинова, Сахно и Чуднова.
Гуртьев похвалил скупо. Оказывается, он все знал.
— Хорошо, что посоветовались с разведчиками, они говорили мне о лазе между развалинами…
Без умолку зуммерит полевой телефон. Полковник берет трубку, слушает и приказывает связисту:
— Вызовите пятнадцатого.
«Пятнадцатый — это майор Чамов», — вспоминаю случайно подслушанный несколько минут назад разговор.
— Пятнадцатый, почему молчит батарея? — спрашивает комдив и хмурится. Потом он на минуту закрывает глаза. В чем дело? Утомление? Вероятно, иное, очевидно, это попытка хотя бы мысленным взором охватить участок переднего края дивизии, который тянется от «Красного Октября» почти до Тракторного. Да, я не ошибся. Полковник бросает в трубку телефона несколько коротких приказаний. Он говорит о коробочках, спичках и карандашах, требуя подтянуть танки, стрелять из пушек и минометов. Снова зуммерит телефон. Лицо комдива темнеет.
— Наседают? А резерв? Уже израсходован? Трудно? Понимаю, понимаю, но подкрепления дать не могу, нет. Понимаешь, у самого нет. — Взгляд Гуртьева скользит по карте. Минута напряженного раздумья (через лоб протянулась морщина) — и решение принято. — Проведите отвлекающий маневр у железнодорожной ветки, и огня, побольше огня.
Я был там, около этой железнодорожной ветки, или, вернее, около ее остатков. Насыпь изрыта блиндажами, рельсы разворочены снарядами.
Снова телефон.
Полковник сердито насупился и привстал. Хотя его лицо по-прежнему спокойно, все же нетрудно догадаться: случилось очередное, обязательное в сталинградские дни чрезвычайное происшествие.
— Капитан, — резко обращается он ко мне, — в районе второго объекта прорвались фашистские автоматчики. Возьмите разведчиков и уничтожьте их.
Срываюсь с места, выкрикиваю: «Есть, уничтожить! Разрешите идти?», но Гуртьев меня задерживает, быстро и в то же время тщательно объясняет, в каком именно месте просочились гитлеровцы.
