— Прошу вас, оставим этот разговор, — ответил Эрнст, окидывая девушку мрачным взглядом.
— Вы не хотите ронять его в моих глазах? Ведь он нисколько не стесняется делать это в отношении вас.
— Чтобы заинтересовать вас своей особой за мой счет. Конечно, это не по-братски, но это — еще далеко не смертный грех.
— Нет… но низость! — с презрением сказала Эдита. Раймар был вполне согласен с высказанным мнением, но все же попытался защитить брата:
— Вы не должны быть столь строги по отношению к нему. Макс еще молод, к тому же у него легкомысленный артистичный характер, непривычный долго обдумывать слова и поступки. Он не хотел причинить мне зло.
— Как? Вы не считаете злом клевету на брата, которому он всем обязан? Ради него и своей семьи вы жертвуете всем своим будущим, а он…
— Откуда вам известно все это? — прервал ее Эрнст. Эдита спохватилась, но неосторожные слова были уже произнесены, и их нельзя было вернуть. Она смущенно молчала.
— Понимаю, — с горечью продолжал Эрнст. — Ваш отец уже все вам рассказал. Я мог предвидеть это.
— Мой отец отозвался о вас с большим уважением, — возразила Эдита, — он говорил мне…
— Что я заслуживаю сожаления и пощады… не правда ли? В самом деле господин Марлов выказал по отношению ко мне и то, и другое, и только у меня уж такая неуравновешенная натура, что я не питаю ни капли благодарности за такое великодушие. Пожалуй, вам не понять того, что порой гораздо легче перенести от посторонних оскорбление, чем сострадание. Я и тогда сбежал от этого сострадания, да и теперь оно для меня невыносимо.
Последние слова ясно показывали, как страдал Эрнст, несмотря на свое внешнее спокойствие, при встрече с ее отцом. Эдита отлично понимала его, чувствуя, что и сама, вероятно, переживала бы это точно так же. Невзгоды и горе были чужды молодой девушке, тоже переживавшей весну жизни, но она знала, что тяготило душу ее собеседника.
Сын обманщика! Так вот что заставило его покинуть общество и бежать в эту глушь! Да, Раймар прав: есть обстоятельства, с которыми люди не в силах бороться, и вот такие обстоятельства его угнетали.
Эдита медленно подняла глаза и мягким, дрожащим голосом заговорила:
— Я причинила вам боль и поняла это теперь. Но я ведь и не подозревала тогда, к кому относились мои слова, и какой раны они коснулись. Мы так неприязненно и сухо расстались в тот день. Забудем об этом! Я… я прошу вас! — и она примиряюще протянула ему руку.
В глазах Эрнста снова сверкнуло пламя, но уже не гнева и не возмущения. В них ярко блеснуло счастье, солнечным светом озарившее его лицо. Он крепко сжал протянутую ему руку и взволнованно произнес:
