— Эти слова должны относиться ко мне? — с негодованием спросил Раймар. — В таком случае заявляю, что они несправедливы. Вы не имеете ни малейшего права обвинять в низости и подлости незнакомого человека, побудительных причин которого вы не знаете, обвинять только за то, что он назвал себя врагом другого! У меня есть основание так говорить. И что знаете вы о борьбе за существование? Вы всегда были далеки от нее. Кто счастлив и свободен, тому легко судить других, которые не смогли бороться потому, что у них были связаны руки. Сперва научитесь понимать, что значит «судьба», выпадающая на долю человека и делающая его бессильным против врагов, а потом уж судите!
Эдита словно окаменела от этого резкого отпора. Кто же был этот незнакомец, говоривший о жизни так мрачно, словно его личная жизнь уже давно была прожита? Теперь в его усталых глазах засверкали молнии, и он заговорил языком, какого избалованная девушка никогда не слышала от своих поклонников. И странно: несмотря на испытываемое нею негодование, она не могла заглушить в душе что-то, похожее на восхищение. Однако гнев быстро взял верх над прочими чувствами.
— Я нахожу, что нам лучше прекратить этот разговор — он завел нас слишком далеко, — ледяным тоном произнесла она, уничтожающим взглядом окидывая своего собеседника, но его темные глаза спокойно выдержали этот взгляд и продолжали по-прежнему сверкать.
После минутного молчания Эдита едва заметно кивнула головой и с видом разгневанной королевы направилась к выходу.
Раймар не тронулся с места. Когда она исчезла в лесу, он глубоко вздохнул и провел рукой по лбу. Только теперь он опомнился и понял, что зашел слишком далеко.
Так вот какова была благодарность брата, для которого он принес столько жертв! Вот каким он был в глазах девушки, к богатству которой стремился Макс! «Старый, сухой холостяк, которому недоступны высшие побуждения и который желал, во что бы то ни стало, удержать молодого художника в мещанском кругу!» Еще вчера Эрнст отнесся бы к подобному известию с горькой усмешкой, теперь же он крепко стиснул зубы и глядел вслед молодой девушке, грозно нахмурившись.
— Между ней и Рональдом что-то есть! — пробормотал он. — За посторонних так горячо не заступаются. Впрочем, какое мне до этого дело? Если я осмелюсь сделать то, что должен сделать всякий человек, дорожащий незапятнанным именем, на меня накинутся со всех сторон. Кто-нибудь должен заговорить первым, и так как на это нет охотников, — он выпрямился, словно сбрасывая с плеч давнишний груз, — то я покажу, что я — не трус, который «гибнет во мраке». Вопрос решен, а там — будь, что будет!
