— Разве ты не пойдешь с нами, Гельмут? — спросил граф.
— Нет, я устал! — ответил молодой человек, не меняя положения.
— От такого короткого пути? Обычно ты неутомим.
— И все-таки я устал. Я ведь целый день ничего не слышал, кроме твоих обсуждений с Хольгером всяких полицейских и тому подобных мероприятий.
На лбу Оденсборга появилась недовольная складка, но он, вероятно, не хотел замечать резкий тон пасынка и, медленно подойдя к нему, произнес:
— Мне казалось, что я сколько мог отдалял от тебя все эти неприятности.
— О, конечно!
— По твоему же настойчивому желанию. Ты же сам никогда не хотел ничего слышать о них и принимать участие в наших совещаниях.
— Да, потому что у меня не было ни желания, ни способности стать тюремщиком своих земляков.
— Гельмут, что за выражение! — с упреком сказал граф. — Вообще, что такое произошло с тобой? С некоторого времени я вовсе не узнаю моего жизнерадостного, веселого сына. Ты постоянно раздражителен, мрачен, не оказываешь больше мне прежнего полного доверия. Как я это должен понимать? Я всегда относился к тебе с отеческой любовью и поэтому могу требовать от тебя того же.
В его словах звучала опять та же доброта и снисходительность, которые он — холодный и уравновешенный — умел выражать только своему пасынку. Молодой человек, должно быть, почувствовал это. Он торопливо провел рукой по лбу, словно желая отогнать мучительные мысли, и значительно мягче произнес:
— Прости, папа! Все это относилось не к тебе. Я ведь раньше говорил тебе, что отношения здесь, в Мансфельде, будут для меня тягостны. В настоящее время они сделались невыносимыми, а ты все еще настаиваешь на нашем пребывании здесь.
— Потому что это неизбежно; теперь наше присутствие здесь необходимее, чем когда-либо.
— Твое — пожалуй, я же совсем лишний в своих поместьях.
Граф испытующе и удивленно посмотрел на него.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего, положительно ничего! Оставь меня в покое! — с нетерпением воскликнул молодой барон.
Оденсборг пожал плечами.
— С твоим настроением сегодня ничего не поделать. Я знаю, откуда оно — всему виной эта встреча с твоими родственниками.
— Ну, мне казалось, что я и Элеонора очень далеки друг от друга; мы почти не встречаемся с нею.
— Несмотря на это, ты не можешь избавиться от этого влияния. Отрицай сколько угодно, но перемена в тебе началась как раз с того дня, когда Элеонора Вальдов отвергла тебя!
— Папа! — гневно воскликнул Гельмут, но граф повторил с ударением:
