Над собой он посмеивался легко и с удовольствием. Кто-то сказал, что основная черта великодушных людей — самоирония. Над другими — так же легко и всегда по-доброму. Даже о досадивших ему начальниках он говорил как о незлых злодеях. Художник он был, конечно, не Леонардо, не Брюллов, но все же с фотографий копировал достаточно точно, делая по лагерным заказам портреты чьих-то любимых и близких. Парочка таких незаконченных работ валялась на забитом до отказа подоконнике. Главным же ремеслом, которое его кормило, была резьба по дереву. В дальнем конце комнаты на стульях и коробках лежали заготовки кухонных наборов, шкатулок и прочей деревянной дребедени, которую ему заказывали и вольные, и зэки, и даже высокое начальство. Как у любого художника, в его лагерной каморке был полный бардак, который он характеризовал как «рабочий беспорядок».
— Зато при шмоне помогает, — пояснил он, — в таком бардаке даже мне ничего не найти, а уж ментам — и подавно. Загасить здесь можно хоть что. А в лагере это первое дело — загасить. Если, конечно, хочешь, чтобы у тебя что-то было.
Пристроиться художником ему помог Мустафа. До этого пришлось порядком поработать в лесоцехе на срывке. Срывка — одно из самых трудных рабочих мест. Долго там не протянешь. Поэтому Файзулла знал цену своему клубному месту. И относился к Мустафе как к старшему доброму брату.
Поели, посмеялись. Время незаметно перевалило за 2 часа ночи. Нужно было уходить. Я начал собираться.
— Подожди, не выходи. Я сейчас на лежневку с центрального крыльца выгляну, не дежурит ли там Дюжев у дверей, — пошутил Мустафа.
— А что, запросто. Может, и поставили кого. Да и сам Чистов мог шныря поставить, — подтвердил Файзулла.
— Серьезно, что ль? — спросил я.
— А ты думал. Вполне. Тут не СИЗО. Тут такие прокла- духи бывают. Чистов — он уже пересиженный, он все может. Другое дело, ему освобождаться скоро, поэтому вряд ли будет в штаб докладывать. Если спалишься, скажет, что ты самовольно ушел. Шнырь подтвердит. Шныря лишат, на худой конец, ларька на месяц, и всего делов. Ну, вы подождите, я схожу. Надо тихо, чтоб Загидов не проснулся.
Мустафа вышел и на цыпочках пошел по коридору. Отворил дверь и выглянул на лежневку.
— Сейчас никого из начальства нет. Главное, чтобы ДПНК на встречу не попался. Если бы ты уже распределенный был, с биркой, так никто бы и не спросил — ночью народу в зону много возвращается. С погрузки вагонов, с ремонтных мастерских. А если из карантина — проблема. Главное — идти не оглядываясь. С вахты сверху все видно. Но они там иногда спят или бухие, — напутствовал Файзулла.
