Виталий хотел сказать «потому что легко установить, кто возле катапульты стоял», но умолк — нечего людей подставлять, хоть они и идиоты. Пусть участковый сам догадается, если сумеет.
— И часто у вас такие случаи бывают? — неприязненно уточнил лейтенант, который теперь явно держался об исторической реконструкции самого нехорошего мнения.
— Такие — это умышленные повреждения? Доказанных — ни одного, да и по общественному мнению тоже. У «позднятников»[2] бывает, они вообще бьют без ума и жалости, потому что все в железе, их так и зовут — консервные банки. А мы друг друга бережем, и травм у нас гораздо меньше. Ранние эпохи жалеют друг друга, мы же все свои. Товарищи и братья, как из одной деревни. Это каким же гадом надо быть? А так травмы случаются, даже тяжелые — оружие-то железное. На каждом фестивале, как правило, два-три перелома или рассечения, не считая ушибов, но трупов ни одного за все время, слава богу. Зато, если у кого-то тяжелые повреждения, мы со всей тусовки деньги на лечение собираем. По сто тысяч, по полмиллиона… А неприятности никому у нас не нужны, поэтому за техникой безопасности руководители следят. Без шлема, например, на поле не допустят, разве что знаменосцев и лучников, которые издалека стреляют, а в драку не лезут. Так что для здоровья наше увлечение опасно не более, чем футбол или любой другой вид спорта с непосредственным физическим контактом. А несчастные случаи или дураки встречаются везде.
Лейтенант помолчал. Похоже, беседа подходила к концу.
— Кто еще может подтвердить ваши показания?
— Да кто угодно! Десятник мой, Эпоред, рядом был, то есть Кряквин Эдуард Евгеньевич, потом еще Кукушкин Николай Викторович… Нет, он несовершеннолетний. Если человеку шестнадцать, он в свидетели годится? А не своих я только по антуражным именам знаю, у их командиров надо спрашивать.
— Да-а-а. — Участковый покачал головой. — Вроде взрослые солидные мужики, а как дети малые! Не заигрались в войнушку-то?
— А что, лучше перед теликом прорастать? — Замятин пожал плечами. — Вы как свой отпуск проводите?
— Ага, отпуск! Кто бы его еще дал отгулять полностью!
— Но все-таки?
— Ну, на рыбалку езжу, на охоту бывает.
— Вот видите! А чем наши фестивали хуже охоты? Это научно-просветительская деятельность, между прочим, а не зверюшек убивать. «Живая история»! Сейчас у нас тут просто маневры, что-то вроде расширенной тренировки по общему плану, но чаще бывают открытые фестивали, где все это делается для туристов и люди могут вживую увидеть, как наши далекие предки одевались, какими занимались ремеслами, как сражались, готовили еду — как они жили! Мы занимаемся научным поиском, поддерживаем связь поколений, культурную преемственность, сохраняем национальную идентичность!
