Ленинград с первых месяцев войны оказался в особых условиях. На Ленинградском фронте армейских собак (а они имелись там почти все время — сначала противотанкисты, потом — минеры) кормили всем, чем придется. Еще труднее обстояло с любительскими собаками. Их кормить было попросту нечем. И все же утверждать, что в городе не осталось ни одной собаки, значит сказать неправду.
Люди голодали сами, но старались спасти дорогих для них животных. И это были не единичные случаи. Потом, когда миновал самый тяжелый период блокады, на собак стали выдавать кой-какой паек, скудный, но — паек. Благодаря этому некоторая, пусть самая малая, но часть поголовья все же уцелела. В 1945 году ленинградцы уже устроили первую послевоенную выставку. Конечно, больше было войсковых собак. Все собаки были истощенные. Восстановлению собаководства Ленинграда помогли другие клубы страны. И к 1949 году в городе насчитывалось такое же количество породистых собак, что и накануне войны.
Очень остро почувствовались последствия войны в овцеводческих районах, для которых хорошая пастушья собака — уменьшение убытков волкобоя, численный рост овечьих отар, в конечном счете — увеличение продуктивности животноводства в целом.
Тот, кому случилось проезжать через южные районы вскоре после освобождения их от врага, видел бездомных истощенных до предела собак, приходивших на перроны станций. Поезд идет — они выстроятся и грустными глазами смотрят на окна вагонов. Их подкармливали. Проводники выносили объедки, пассажиры бросали куски хлеба. В этих невеселых сценах лишний раз проявилось врожденное тяготение собаки к человеку: голодное животное тянулось за помощью к людям.
Не могу умолчать о том, какое искаженное отражение нашло это положение в произведениях некоторых наших литераторов. В одном из периодических изданий вскоре после войны был опубликован рассказ «Черные волки». В нем описывалось, как одичавшие собаки, которых принимали вначале за волков необычной масти, нападали на людей. Это — злостный поклеп на верное животное. Брошенная, оставшаяся без хозяина собака, как бы голодна она ни была, не будет охотиться за человеком. Она сама придет к людям — вот это вернее. Не понимая самой природы собаки, автор пошел по линии досужих измышлений.
Даже птицы, прожившие некоторое время в неволе, теряют способность жить самостоятельно, и, будучи выпущенными из клетки, возвращаются сами обратно, либо гибнут. Тем более это относится к собаке. Человек проделал над нею такую большую работу, что она уже никогда — слышите, никогда! — не сможет вернуться к своему первоначальному состоянию. Вспомните, что сказал по этому поводу Энгельс.
