– Но ты мог бы прекратить заниматься пиратством, – заметил Энтони.
Джеймс медленно улыбнулся.
– Подчиняться диктату Джейсона? Когда я это делал? Кроме того, мне очень нравилось играть в пиратов. Был вызов, была опасность, и более того – я подчинил свою жизнь дисциплине и поэтому спас свое здоровье. Уезжая из Лондона, я чувствовал себя достаточно разбитым. Все эти похождения лишь подрывали здоровье, хотя и доставляли массу удовольствия, особенно когда дело уже доходило до задирания юбок очередной леди. Все опостылело, увеселения стали монотонными. Ничто уже не радовало.
Энтони рассмеялся.
– Мое сердце обливается кровью от жалости к тебе, старик.
Джеймс налил еще вина из бутылки.
– Пей, старая задница. Ты становишься жалостливее, когда напьешься.
– Я еще не напился. Я и жене пытался объяснить это. Но она не поверила. Итак, ты ушел в море и жил чистой, здоровой пиратской жизнью.
– Я стал пиратом-джентльменом, – поправил его Джеймс.
Энтони согласно кивнул головой.
– Конечно. Необходимо проводить различия. Каково, кстати, различие?
– Я ни разу не топил корабль, никогда не брал его на абордаж, не дав шанса уйти. Кстати, таким образом, я потерял немало ценной добычи. Они обманывали меня. Я никогда и не надеялся завоевать славу удачливого пирата, но настойчивого, да.
– Джеймс, для тебя все это было простой игрой. Но ты специально представил дело так, что Джейсон уверен – ты убивал, насиловал, скармливал людей акулам!
– Почему бы и нет? Джейсон не будет до конца счастлив, если его лишить возможности кого-нибудь из нас проклинать. Пусть уж лучше меня – тебя эти проклятия слишком задевают.
– Очень благородно с твоей стороны, – заметил Энтони саркастически.
– Ты думаешь? – Джеймс улыбнулся и допил стакан. Энтони сразу же наполнил его. – Но я всегда был благороден.
– Наверное, – неохотно согласился Энтони. – Сколько я помню, ты всегда заводил Джейсона и провоцировал его своими выходками.
Джеймс пожал плечами.
– Мальчик, во что превратится жизнь, если убрать остроту ощущений?
– Мне кажется, тебе всегда нравилось, как Джейсон вставал на хвост от злости. Признайся.
– Но у него это отлично получается, не думаешь? Энтони усмехнулся, а потом хмыкнул.
– Хорошо, не имеет значения, почему и отчего. Тебя снова приняли в семейство, простили все твои прегрешения. Но ты так и не ответил на мой вопрос о трепке, которую ты почти добровольно принял.
Бровь Джеймса вновь поползла вверх:
– Разве? Должно быть, ты меня прерываешь, и я не могу закончить свою историю.
