– Возможно. Может быть, он увидел ее, она ему понравилась, и он решил не дожидаться второго захода в порт.
Какое значение теперь имеют все эти когда и почему. Все прошедшие годы я сидела дома, запертая в четырех стенах, ждала его, а он уже женился, наделал детей, жил припеваючи!
Мак фыркнул.
– Время, конечно потеряно, но ты никогда не сидела в четырех стенах.
Она возмутилась его непониманием:
– Я любила его, Мак!
– Тебе нравилась мысль о том, что ты любишь красивого парня, которого знаешь с детства. Если бы ты не забивала себе голову чепухой, не была бы такой упрямой, ты бы уже давно оставила свои детские мечты.
– Нет…
– Не перебивай меня, пока я не выскажу все до конца. Если бы ты его любила, ты разрыдалась бы, а лишь потом разозлилась бы на себя. Не наоборот.
– Я плачу, моя душа исходит слезами. Ты не видишь этого, – сказала Джорджина натянуто.
– Благодарю тебя – ты щадишь мои чувства. Никогда не мог спокойно смотреть на женские слезы.
Глаза Джорджины сверкнули:
– Все вы мужчины похожи друг на друга. Вы так же чувствительны, как кирпичная стена!
– Если ты ждешь утешения, то от меня его не дождешься, девочка моя. Вспомни, еще четыре года назад я говорил тебе, чтобы ты забыла парня. Я говорил тебе, что ты пожалеешь, если поедешь в Англию. И не потому, что твои братья будут сердиться. Ну и к чему привело твое упрямство?
– Разочарование, унижение, сердечная боль…
– Разочарование…
– Ну почему ты делаешь все, чтобы свести меня с ума?
– Из чувства самосохранения, радость моя. Я просто не выношу слез. Ну а коль ты рычишь на меня, то не будешь плакать у меня на плече. О, хорошая моя, не делай этого, – сказал Мак, потому что лицо Джорджины искривилось, и слезы полились в три ручья. Мак остановил лошадей, протянул руки Джорджине, чтобы помочь ей сойти на землю.
Джорджина соскользнула с лошади и уткнулась ему в грудь. Ей, однако, было мало выплакаться на груди любящего ее человека. Внутри было слишком много горечи.
– Эти красивые дети, Мак, могли быть моими!
– У тебя будут свои собственные малыши, много, поверь мне!
– Нет, уже нет. Я становлюсь слишком старой.
– Это в двадцать-то два года! – Он покачал головой, тщетно пытаясь подавить смешок. – Это ужасно много! Ты старуха!
Джорджина хмуро поглядела на Мака.
– Самое время начать соглашаться со мной, наконец!
Его рыжие брови взметнулись в знак притворного удивления.
– По-моему, я всегда с тобой соглашаюсь. Разве нет?
Джорджина презрительно хмыкнула и вновь залилась слезами.
