– Я хотела попросить написать о моих печеньях с предсказаниями. Конечно, он никогда-никогда не берет трубку, но я-то знаю, как эта морда млеет перед большими шишками. В общем, когда секретарша спросила: “Как вас представить?” – я ответила: “Кэти Курик”[17]. Болван, разумеется, сразу подошел. Я прямо ушам не поверила. Получилось! Но дальше я, естественно, сказала, что это не Кэти Курик, а Фрэнки Уилсон насчет печенья, которое вот-вот будут продавать в “Бамбуковом буфете”, и не вешайте, пожалуйста, трубку.
– А он что? – интересуюсь я.
– Повесил. Разумеется. А еще позвонил в “Бамбуковый буфет” и нажаловался на меня. – Фрэнки сует в рот ломтик лимона и морщится. – Пошел он в задницу, плевать я хотела. Надеюсь, в аду ему уготовлено теплое местечко. – Она придвигает свечу ко мне: – Твоя очередь, Джулс.
– Ждем откровений, детка, – говорит Энни.
– Кажется, я завела роман, – произношу я тихо, на одном дыхании, очень-очень быстро и в конечном итоге зря: подруги не слышат, что я сказала, и просят повторить еще раз четко и ясно. А именно этого я и пыталась избежать. Я закрываю глаза. – Кажется… я… завела… роман.
Энни делает гримаску:
– В каком смысле – “кажется”? Кому, как не тебе, знать, завела ты роман или нет?
– Я познакомилась с одним человеком. Мужчиной. Профессором. – Боже, как трудно. Энни уже все знает, но Фрэнки я говорить не хочу. Не готова к ее реакции. Слишком устала. Но нужно же что-то сказать. – Я все время о нем думаю. Мы вместе гуляем. Он пишет мне по электронной почте. Я отвечаю. И… все время жду утра, чтобы снова идти на работу. А когда вечером выбираю, что завтра надеть, то думаю только о нем, и если не вижу его машины на стоянке, то умираю от тоски до самого вечера. Я купила сорок девять безобразных банок для печенья, только чтобы на время забыть о нем. БОЖЕ! Я не знаю, что делать.
Я умолкаю и жду ответа.
– Скажите же что-нибудь. Что вы глазеете?
Фрэнки заговаривает первой. Ей интересно, какой он. Я моментально оживляюсь, выпрыгиваю на поверхность, как буек, и начинаю рассказывать про волосы Эвана, его руки и пальцы, длинные сильные ноги, про то, как лучатся его глаза, когда он мне улыбается. О нашем знакомстве и поэме Овидия, выставке “Звери на дороге” и куртуазной любви, “Камасутре” и решительном, но чувственном выражении его лица, когда он попросил его “пометить”. Отбросив предрассудки, забыв о нежелании его обсуждать, я, наслаждаясь, тороплюсь рассказать своей благодарной аудитории как можно больше. Про искорки в глазах Эвана. Вены, вздувающиеся на руках. Дыхание, свежее и сладкое. Веки, нежные, чуть припухшие. Про отколотый зуб, по которому так и хочется провести языком.
