гостиную, — А кормушка была там, где у вас теперь кухня.
Я пришла в восторг, узнав, что мои догадки оправдались. Теперь кухня казалась мне очаровательно уютной. Я не сомневалась, что Донне Рид не случалось готовить в яслях для скота.
— Четыре поколения мужчин Барлоццо были у Луччи испольщиками. Я стал бы пятым, но после войны все переменилось. Им был нужнее работник, а не фермер. У них восемь имений от Пьяццы до Челле, и я перебирался из одного в другое, латал крыши, чинил стены, пытался навести порядок среди разрухи, в том безобразии, что оставила после себя война.
Он умел молчать. Пока ему не захочется говорить. Он словно бы обращался к самому себе, как старый монах. Рассказывал, что, когда скончались его родители, он несколько лет прожил здесь один, потом арендовал послевоенной постройки квартиру в новом поселке, примерно на километр дальше по дороге. Он последним жил в этом доме постоянно, с тех пор его использовали как склад да иногда селили в нем временных работников, которых Луччи нанимали на время уборки оливок или винограда. Он на Луччи не работал и больше тридцати лет не заходил в этот дом. То, о чем он умалчивал, было не менее красноречиво, чем его рассказ. Он отдыхал между фразами, давая нам время вслушаться в молчание.
— Не хотите посмотреть, как все переделали наверху? — предложила я.
Он поднялся с нами в жилые комнаты. На месте нашей нынешней спальни у семьи Барлоццо была кухня. Он провел рукой по свежей кладке на месте старой печи. Две другие комнаты были кладовками — lа dispensa, как он их назвал, — и его отец подвешивал к громадным дубовым балкам омытые вином задние ноги свиных туш, чтобы прохладный сухой ветерок овевал их зимой и весной, пока мясо не высыхало до сладкого розового prosciutto — ветчины.
— Мы все подвешивали к этим балкам, — сказал он. — Фиги и яблоки, нанизанные на бечевки, цельные салями, помидоры и чили, высушенные на стеблях, косицы чеснока и лука. Здесь всегда была пирамида круглых зеленых зимних тыкв, уложенных друг на друга, вниз той стороной, где след от стебля. Они держались с сентября до апреля. А вдоль стен тянулись широкие дощатые полки, ломившиеся под тяжестью банок с персиками, вишней и абрикосами sotto spirito, в спирту. Это когда дела шли хорошо.
Мне послышалось, что он сказал Santo Spirito, и я сказала, что очень хотела бы узнать рецепт Святого Духа для консервации вишни. Тогда я в первый раз услышала его смех.
Мы показали ему две ванные комнаты, и он только головой покачал, пробормотав что-то о том, как Луччи все запустила. Он осудил ванны на изогнутых ножках и голые кирпичные стены. Пожалел, что Луччи не подумала использовать горы старой терракотовой плитки ручного изготовления, которых полно в погребах и сараях по всей долине, предпочтя им фабричные. Стерла своеобразное достоинство старого крестьянского дома.
