* * *
Утром 29 августа 1939 года на их столике в столовой лежал большой, завернутый в голубую шелковую бумагу подарок, а среди цветов, лимонных и померанцевых бутонов, высился громадный праздничный торт.
— Но свечек-то не тринадцать, а четырнадцать… пятнадцать… шестнадцать! — смеясь воскликнула она.
— Наилучшие пожелания в день твоего рождения! — сказал папá. — Бог тебя благослови, дитя мое!
Она крепко обняла его за шею и поцеловала в свежевыбритую щеку.
— Это ты поставил шестнадцать свечек?
— Нет, не я.
— Тогда, наверно, Серафина… — Или Морской Волк, подумала она. От шестнадцатилетней скорее можно ожидать, чтобы после завтрака она украдкой юркала за молочно-стеклянную дверь.
— Это тебе. — Папá кивнул на подарок.
— О, какая прелесть! Чемоданчик! Но что случилось, папá, ты уже уходишь?
— Ненадолго.
— Когда вернешься?
— Через час.
— Ты что-то хотел мне сообщить.
— Жди меня в номере.
— Послушай, я уже не ребенок. Ты свечи не считал? Здесь, в гостинице, все дают мне пятнадцать. Ну, пожалуйста. Говори, что ты задумал! Ну же!
— Не здесь.
— Тогда пойдем наверх.
— Сначала мне надо кое-что уладить.
— Что именно? Ах, папá, не темни! Мы поедем в Нью-Йорк? Или в Буэнос-Айрес?
— Поговорим об этом, когда я вернусь, — сказал он, надел круглую соломенную шляпу и удалился, постукивая тросточкой.
Похоже, его здорово донимал зной, эта духотища, которая наплывала из Африки и проникала в переулки, в дома, в души людей. После ухода папá Мария сразу наведалась к Морскому Волку, размашистым почерком заполнявшему меню.
— Есть новости, стюард?
— Да, — ответил он, — присядьте.
— Вы так серьезны, стюард. Что случилось? Не поцелуете меня?
— Наверно, вы не вполне поняли, о чем вчера объявил дуче. Пароходное сообщение прервано.
— Что-о?
— «Батавия» — последний пароход, который покинет Геную.
— Но она идет в Африку…
В глазах у Марии почернело. И внезапно она поняла, почему папá медлил назвать пункт назначения. Путь лежит в джунгли, во влажную, губительную для фортепиано, малярийную духоту.
— Папá обманул меня, — вырвалось у нее. — Он все еще считает меня ребенком…
— Наилучшие пожелания по случаю шестнадцатилетия, — сказал Морской Волк, расправив усики над верхней губой, взял у нее кожаный чемоданчик, осмотрел со всех сторон, а потом заметил, что этот подарок — кстати, он из флорентийской кожи — свидетельствует, что путешествовать они будут на средней палубе.
— Еще и это!
— Вот почему вам нужен собственный чемоданчик, синьорина. На средней палубе «Батавии» мужчины и женщины помещаются отдельно.
