Койки еще долго и тревожно скрипели в ту ночь...
А утром в нашу комнату вбежал Сашка Коломийцев. Он был в майке и кальсонах.
— Вы слышали?— заорал он и воткнул вилку репродуктора в розетку.
Передавали сообщение об аресте врачей-отравителей, разоблаченных, признавшихся в своих черных делах...
* * *
Мы выслушали сообщение до конца, и Дужкин сказал: «Вот она, правда»,— и по привычке дурашливо хихикнул.
— Чего ты ржешь?— досадливо цикнул на него Сергей.
— А че? Я ниче...— Дужкин смолк.
Сашка сидел на моей койке, сжав ладонями голову; в мелких колечках его волос запуталось несколько соломинок,— наверное, продралась подушка.
— Ну, сволочи,— тихо проговорил он, не поднимая головы.— Жданова?.. А?.. Щербакова?.. А?..— Он тяжело поднялся и медленно пошел к двери.
— Куда ты?— сказал растерянно Дима.
Сашка вышел, неслышно притворив за собой дверь.
Мы не сумели его удержать.
— Да, дела-а...— подавленно протянул Хомяков.
— Передаем урок утренней гимнастики,— бодро сказал репродуктор,— Откройте форточку и вдохните воздух полной грудью...
Полковник дернул за шнур, едва не оборвав розетку, и длинно выругался.
В тот день он вернулся с партсобрания поздно вечером, скинул рубашку, бросил на плечо полотенце и, украдкой кивнув мне и Димке, вышел. Мы переглянулись и, минуту спустя, вышли вслед за ним. Он ждал нас в конце коридора, затягиваясь потрескивающей сигаретой.
— Так вот, хлопцы,— сказал он помолчав.— Много я вам сказать не скажу, а кое-что вы все равно узнаете... Говорили о бдительности, обо всем таком, и между прочим о Сосновском тоже говорили...
— О Сосновском?..— изумился Дима.
— Припомнили ему вчерашнее. Вас поминали, меня тоже не забыли. За те слова...
— Кто?..— спросил я.
Полковник не ответил.
— Так вот, елки ядреные,— сказал он.— Так вот...— его стеклянный глаз смотрел куда-то в сторону, загадочный и равнодушный.
Спустя два дня мы сидели в переполненном актовом зале. Выступал Гошин. Его голос хрипел и захлебывался от возбуждения, клинышек светлой челки бился на лбу.
— Ужас какой,— шептала Машенька подавленно.— Какой ужас!
Гошин говорил о врачах-извергах и о верной дочери сноего народа — Лидии Тимашук.
— Мы любим свой древний, цветущий край, мы гордимся нашим городом, его успехами и достижениями... Но мы не должны ни на минуту забывать, что именно наши успехи могут порождать настроения беспечности и благодушия. Кое-кто из нас утратил чувство бдительности, решив, что больше не существует опасности разного рода диверсий, шпионажа и вредительства. Чем успешнее наше движение вперед, тем острее борьба наших врагов, тем хитрее их методы — но мы сорвем с них маску!
