* * *
Я обернулся. И увидел Машеньку. Вместе с Олегом. Он шел позади, небрежно кивая кому-то в зале.
Я перевернул пустой бокал кверху донышком. Забавно, подумал я.
Никогда я не сидел с ней в библиотеке, не читал Пешковского, никогда не провожал на Плеханова 26 — ту Машеньку, которую видел теперь.
Мне казалось, все смотрели не на нее, а на меня.
Она двигалась но широкому проходу, смущаясь и еще больше хорошея от смущения,— она шла как по проволоке — прямо, словно боясь оступиться, оглушенная шумом и ярким, наглым светом. Но было в ней что-то непривычное, чужое — сейчас, когда она проходила по ресторану, рядом с Олегом, и даже в давно мне знакомом серебристо-пепельном, закрытом до шеи платье я ощутил вдруг затаенное бесстыдство, — так дразняще оно облегало ее легкие бедра, талию и маленькую грудь,
— Что ж, выпьем за Офелию?— предложил Коломийцев, кротко поджимая румяные губы.
— Скотина, — сказал я.
— А ты что, не знал?..
— Отчего же,— сказал я.— Мне давно известно, что ты порядочная скотина..
Я старался не смотреть в ту сторону, где они выбрали свободный столик.
Какое мне, в сущности, до них дело? — сказал я себе,— Какое мне дело?
Внешне я выглядел, наверное, довольно спокойным. Я только краем глаза наблюдал, как Олег, разговаривая, наклонялся к Машеньке,— рука его, с узким уголком белого манжета, уверенно лежала на спинке ее стула.
— Дорогой мой,— вспомнилось мне,— писать посвящения в наше время — слишком провинциально...
Мы не успели расплатиться — Машенька уже заметила нас. Она вспыхнула. Потом растерянно и обрадованно что-то сказала Олегу, он тоже повернул голову и помахал нам рукой.
Машенька, поднявшись первой, направилась к нашему столику.
— Привет мыслителям и поэтам,— сказал Олег.— Вот видите, раз это место освящено музами, значит, и нам, грешным...— Он не кончил, с усмешкой взглянул на меня и, пододвинув стул для Машеньки, сел сам.
— Все равно, здесь очень противно,— сказала Машенька.— Я бы ни за что не пришла, если бы не пари. Мы поспорили, и он выиграл, и привел меня сюда...— Она вся розово светилась от возбуждения, и все поправляла и обдергивала на коленках платье, и говорила — часто и торопливо, как будто оправдывалась,— передо мной, что ли?..
— Не понимаю, что тут хорошего? Все пьяные... Вы, наверное, тоже, да?..
— Конечно,— сказал Сашка.— И мы как раз собирались выпить. За Офелию.
— За... какую Офелию?
— За ту самую. В которую втрескался один товарищ... (он выдержал предательскую паузу) по имени Гамлет.
