— Я ходил сюда один. — Он весело покосился на нее. — Не мог же я пригласить тебя, если бы знал, что это какой-нибудь тупой фильм. Я хотел произвести благоприятное впечатление.
— Почему? — спросила она, чувствуя, как отлегло от сердца.
— Потому, что ты мне нравишься, Доминик, — просто ответил он.
— Насколько сильно?
— Настолько, что я еле сдерживаюсь, чтобы не наброситься на тебя сейчас и не разорвать на тебе эту красивую шелковую блузку, — ответил он внезапно охрипшим голосом, и она почувствовала, как внутри нее вспыхивает желание.
Этот костер разгорался постепенно, но уверенно, охватывая своим пламенем каждую клеточку ее истосковавшегося по любви тела.
Доминик протянула руку, взяла ладонь Пола и приложила к своей груди.
— Чувствуешь? — прошептала она.
— Да, — тихо ответил он.
Пол медленно наклонился к ней и прильнул к ее губам. И поцелуй этот был настолько желанным, что Доминик застонала, обнимая его за шею, притягивая Пола ближе к себе.
Но в этот момент на экране пошли титры и в зале зажегся свет. Они отпрянули друг от друга, будто их окатили водой, но в их взглядах, обращенных друг на друга, полыхала такая страсть, что, если бы они обладали магической силой, все вокруг уже давно было бы охвачено пожаром.
— К тебе или ко мне? — спросила она.
— Ко мне.
Они едва успели закрыть дверь и набросились друг на друга. Пол расстегивал на Доминик блузку, на которой было столько пуговиц, что у него закралось сомнение, не специально ли она ее надела. Она помогала ему снять рубашку, брюки…
И когда он аккуратно положил ее на кровать и лег рядом, Доминик была не в силах больше ждать. Но Пол не торопился.
— Сегодня ты моя, — прошептал он. — И даже не пробуй сопротивляться.
Доминик извивалась под его ласками, чувствуя его поцелуи каждой клеточкой своего возбужденного до предела тела. Язык его дразнил ее, рисовал узоры на ее коже, заставляя Доминик дрожать от этой невыносимой пытки, которую Пол обрушил на нее.
— Не надо, не надо… — молила она, прерывисто дыша, пытаясь высвободиться.
Но чем больше она молила, тем искуснее и коварнее становились его ласки. Чем сильнее она вырывалась, тем крепче ее держали его руки. И некуда было деться от всего этого нагромождения ощущений, которые словно лавина накрыли ее с головой. И когда Доминик застонала, ощутив небывалый по силе оргазм, содрогаясь от страсти, волнами прокатывающейся по ее телу, Пол провел дорожку из поцелуев к ее груди, выше, к ее шее, к мочке уха, к губам и поцеловал ее — требовательно, напористо, заставляя приоткрыть губы, впустить себя.
