Однажды днем, когда мы гуляли в чудесных окрестностях Стокгольма, моя мать посвятила меня в свои планы.
— Ты теперь уже молодой человек, — начала она, — и я хотела бы с тобой поговорить о нашей дальнейшей жизни.
Я кивнул головой и сделал серьезное лицо, как все тринадцатилетние мальчишки, с которыми разговаривают, как со взрослыми.
— Я не хочу принимать какое бы то ни было решение без твоего согласия. Дело обстоит так, в Швеции мы не можем остаться, так как я не могу здесь получить никакой работы. Я отсюда писала друзьям и знакомым. У нас две возможности. Мы можем поехать в Англию. Там, в Манчестере, у меня есть хорошие друзья. Ты сможешь посещать английскую школу и до тех пор, пока в Германии нацисты остаются у власти, учиться и жить в Англии. Это — одна возможность.
— А другая? — спросил я.
Моя мать на минуту задумалась.
— Мы можем поехать в Советский Союз.
— Я за Советский Союз, — сказал я с уверенностью. Мой ли ответ повлиял или другие обстоятельства, я не знаю, но поездка в Советский Союз была решена.
В то время мы не знали, насколько роковым для нас оказался этот выбор. Разве могла моя мать предполагать, что примерно через полтора года она будет арестована НКВД, и исчезнет в советских концлагерях на двенадцать лет, откуда она сможет вернуться в Берлин только в 1948 году.
Я тоже не мог тогда знать, что проведу десять лет в Советском Союзе, что мне предстоит обучение в школе Коминтерна, воспитывающей иностранных партийных работников, и что однажды я порву с системой, в которую верил с детских лет.
Но всё это — в далеком будущем…
А пока… В солнечный июньский день 1935 года — мы ждали на финской пограничной станции поезда, который должен был нас доставить в Советский Союз.
Небольшой состав прибыл точно. На паровозе и на тендере я увидел серп и молот, наш знак, который я до этого видел только на знаменах во время демонстраций. Я был очень взволнован. Из будки машиниста выглянул кочегар, который нам дружески кивнул.
— Это ваш поезд, — сказал финский железнодорожник, — он доставит вас к советской пограничной станции Белоостров.
Мы ехали не быстрее, чем на лошади. Однако, уже через несколько минут мы были на границе. Из окна был виден большой гранитный блок.
С одной стороны стоял финский пограничник, с другой — красноармеец, первый красноармеец, которого я видел в жизни. На его шапке горела советская звезда с серпом и молотом, а в руке он держал тесно прижатую к себе винтовку со штыком.
