Дольше всего держались слухи о маршале Блюхере, главнокомандующем Особым Дальневосточным военный округом. О Блюхере еще раньше рассказывали, что в 20–х годах он много раз бывал в Китае и работал совместно с тогдашним вождем китайской революции — Сун Ятсеном. Когда были введены маршальские звания, он был в числе первых пяти, которые его получили. Он занимал, как главнокомандующий Особым Дальневосточным военным округом, исключительное положение. В 1937 году он принадлежал к тому высшему составу суда, который приговорил маршала Тухачевского к смертной казни. Однако после этого, как теперь передавали шепотом, он тотчас же вернулся на Дальний Восток. Вслед за этим появились новые слухи:
— Маршал Блюхер не участвует, — шептал мне радостно один знакомый. — В Дальневосточном военном округе не проводится никакой чистки.
— Вообще никаких арестов?
— Нет, какие‑то есть, конечно, но это только обычные аресты, а не то, что у нас здесь делается.
— Да как же это вообще возможно?
— А почему это не должно быть возможным? В его руках там верховная власть и он этого просто не допускает. Ах, если бы можно было попасть во Владивосток! — Его глаза засветились при этой мысли.
— Но я думаю, что сейчас же заметят и тогда, безусловно, еще здесь до отъезда арестуют.
Этот слух о маршале Блюхере скоро рассказывался в новом, более расширенном изложении:
— Недавно НКВД решило арестовать непокорного маршала Блюхера. Для этой цели был снаряжен специальный поезд с энкаведистами. Как только они пересекли границу Дальневосточного округа, поезд окружили специальные войска маршала Блюхера. Была даже стянута артиллерия. Энкаведисты сдались. Теперь они сидят во Владивостокской тюрьме! Мододец маршал Блюхер!
Мне уже тогда казалось, а теперь я в этом твердо убежден, что все эти слухи были лишь желанной мечтой. Это был последний луч надежды в отчаянной ситуации. Но постепенно и эти слухи блекли, так как вскоре кругом заговорили, что маршал Блюхер арестован. Он как сквозь землю провалился. В советской печати и на собраниях его больше не упоминали.
Аресты продолжались беспрерывно. Люди становились к этому все более равнодушными. Они относились к арестам, как к природной катастрофе, которую нельзя предотвратить.
Более того, в эти страшные времена рассказывались анекдоты; может быть потому, что все равно ничего нельзя было изменить.
Два москвича Иван и Павел, встречаются на улице Горького.
— Как живешь, Павел? — спрашивает Иван.
