Оперлась двумя
руками о край раковины, увидела свое отражение в зеркале. Красные, опухшие
глаза, бледная, в могилу краше кладут. Беременность явно была ей не к лицу.
Интересно, кто? Мальчик? Девочка? Нет! Не думать, даже не привыкать. Ничего,
просто ничего. Ей плохо. Она больна. Надо лечиться. Все будет хорошо. Никаких
мыслей о ребенке. Ни – ка – ких.
-Жена, выходи.
Нам пора.
Они ездили на
работу вместе.
-Сереж, не жди
меня. Я сегодня сама.
- Ты что?
Что–то случилось?
-Почему
обязательно случилось? Просто мне сегодня надо заехать к Ольге, она меня будет
ждать. На работу опоздаю, отпросилась вчера у шефа.
-Ну ладно,
звони, заеду за тобой.
-Хорошо!
-Ты что, меня
даже не поцелуешь на прощание?
Включила
горячий кран на полную катушку, так что вода ударила мощной струей по белой
поверхности раковины, рассыпалась брызгами.
-Не могу,
Сережик, я в душе. Пока!
Стукнула
входная дверь. Ушел. Даже не понял, что душ два раза за утро - это слишком.
Закрыла глаза. Как хочется тишины! Лечь на траву. Голову запрокинуть, увидеть
голубое бездонное небо. И белые облака. Плывут куда – то. Просто плывут.
Собирают капли дождя. Сборщики дождя. Красиво. Когда переполняются каплями
дождя, проливаются на землю. Живая вода. Не то, что эта, из крана, пахнущая
хлоркой.
***
Аня вела
дневник. Сама не знала, для чего. От одиночества, наверное. Пришел третий
возраст - возраст осмысления. Пришел и поставил вопрос: кому отдать свою
совесть?
О Боге
никогда не думала. Правда, в детстве спросила у отца:
-Папа, а
Бог есть?
Он
задумался на секунду и ответил вопросом на вопрос:
-Если есть,
то где?
-На небе! –
ответила с детской мудростью.
-Гагарин
летал в космос, а его там не видел.
Уважение к
Гагарину у нее, у девочки, рожденной в пятидесятых годах, было огромным. Раз
Гагарин не видел, значит, нет. На этом и закончили. Свято место пусто не
бывает. Любовь, а Бог – это Любовь, в сердце жила. Правда, любила сомнительные
вещи. Пионерская язычница у ночного костра. Гортанные звуки горнов - вместо
благовеста пасхальных колоколов, бодрые песни о Ленине вместо всенощных бдений
страдающего от потери Родины Рахманинова, пионерские красные стяги вместо
хоругвей, первое мая и
«Мир», «Труд»
, «Май» вместо светлого «Христос воскрес», историю о бодрых съездах партии
вместо повествований об Сергии Радонежском или Андрее Боголюбском. Вот на таком
суррогате и выросла. Надеялась только на себя, боролась. Этакий боец в юбке,
«бойцыца», как называл ее муж.
