Крылатый следопыт Заполярья | страница 90
Каш, как всегда, не подвел. Более десяти посадок сделал он на своей «стрекозе», прежде чем радировал Черевичному в Мирный: «Площадку к югу от Полякова нашел, ваш ИЛ принимаю». Суток не прошло, как поляковский ЛИ-2, застрявший в ледяном «слоеном пироге», получив лыжи взамен колес, смог вылететь домой.
Эпизод этот, в общем-то рядовой, уместно описать во всех подробностях вот почему. Проявились тут (в который уж раз!) взаимная выручка авиаторов, неписаный закон, обязательный и для Арктики, и для Антарктиды: один — за всех, все — за одного.
Вслед за весной пришло на ледяную землю и лето. В декабре к кромке плавучих льдов прибыл дизель-электроход «Обь» со Второй континентальной экспедицией. Черевичный на ИЛе полетел на разведку. Сбросил на палубу корабля пенал с подробной картой ледовой обстановки, услышал в наушниках радиотелефона знакомый голос капитана Мана.
Вскоре за «Обью» подошли к Мирному еще два корабля, привезшие смену.
Возвращаясь на Родину, Иван Иванович подводил итоги минувшего года:
«Авиаотряд Первой Континентальной экспедиции налетал более одной тысячи четырехсот часов. Заснято свыше пятидесяти пяти тысяч квадратных километров. Проведены рекогносцировочные полеты в глубь материка и вдоль побережья. Летчики участвовали в создании станции Пионерская и метеостанции Оазис Бангера, обслуживали санно-тракторный поезд, производили зондирование атмосферы, участвовали в разгрузке судов, перевезли более 389 тонн грузов, 4630 пассажиров, совершили более 200 первичных посадок».
Встретившись со мной в Риге, он сказал в раздумье:
— Еще, знаешь, хотелось мне написать: «Не прощай, Антарктида», а «До свидания». Однако не люблю наперед загадывать. Как-то сложится судьба?..
ГДЕ ТЫ, ЗЕМЛЯ ЧЕРЕВИЧНОГО?
Никогда прежде не слыхивал я от Ивана Ивановича подобных речей. Всегда полагался он на себя, предвидел свои решения и поступки, был уверен: судьба в его руках. А теперь вот…
Теперь он выглядел не только очень усталым, но и как-то осунулся, постарел. На худощавом смуглом лице пролегли новые морщины, в темных волосах заметно прибавилось седины. При встрече в Риге он, радостно возбужденный свиданием: близкими, о своем здоровье не заговаривал. Но позднее, в Москве, обжившись дома, все чаще жаловался на недомогание:
— Дышу плохо. Бронхиальная астма, будь она проклята…
И тут же, верный своей манере шутить, рассказывал о собственном методе лечения:
— В Опалихе на даче сыровато, знаешь. Иной раз так прижмет — деваться некуда… Так меня, представь, асфальт выручает. Да, да. Как начинается приступ, сразу машину завожу, сажусь за баранку — и домой, в город. Поставлю верного своего коня во дворе, залезу ему под брюхо, лягу на спину. Ну, и копаюсь там в машинных потрохах, как положено всякому уважающему себя автомобилисту. Полежу часик, полтора, надышусь асфальтовой сухостью, глядь приступ и проходит. Снопа можно возвращаться в лоно природы, снова в Опалиху качу.
