А туман снова прижал самолет к воде. Снова пришлось садиться, теперь уже у края земной тверди. Однако нельзя сказать, чтобы тут было уютнее, безопаснее, чем в открытом море. Начинался прилив, самолет стали окружать льдины.
— Держи, командир, держи, пока я второй конец заведу, — хрипло кричал Ситалов, стараясь оттянуть машину от наплывавшей на нее подтаявшей, но изрядно увесистой сероватой глыбы.
А Черевичный, увязнув по колена в мокрой гальке, обмотанный манильским тросом, напрягал последние силы. В глазах темнело, сапоги, точно лемехи плуга, вспахивали грунт, разбрасывая мелкие камешки. Казалось, вот-вот трос, напрягшийся как струна, надвое разрежет туловище… «Все… Долетался, Казак. И сам концы отдаю, и аэроплан гибнет».
К счастью, льдина села на мель, превратилась в «стамуху», сантиметров двадцати не дойдя до края поплавка.
Любой непогоде рано или поздно приходит конец. Вот посветлело в южной четверти горизонта, вскоре над морем и пустынным берегом засветило солнце. Тут выяснилось, теперь уж точно, что воздушные робинзоны терпели бедствие у самого входа в бухту Нордвик. Километрах в трех от них виднелся мыс Пакса.
Механики запустили моторы. Черевичный сел за штурвал, выруливая от берега мористее, туда, где не было ледяных обломков.
Ура! Снова пошли в воздух. Дотянули до Нордвика. Усталые, мокрые, со ссадинами на руках начали подкатывать бочки с горючим, подвозить их на плоту к самолету. В ту пору в Нордвике, где работала геологическая экспедиция, понятия «авиабаза», «аэропорт» были весьма условными. И здесь, и в Тикси, как, впрочем, и повсюду в Арктике, не было ни одного наземного авиатехника. Заправка машин горючим, текущий ремонт — все выполняли экипажи. И естественно, ни у кого не надо было спрашивать разрешения на вылет.
Иван Иванович вел машину дальше на север. Зиберов через лаз из радиорубки передал записку:
«Ищут нас, командир, такая в эфире кутерьма».
И корабли, и береговые рации перекликались, запрашивали друг друга:
«Где самолет Н-29, куда пропал Черевичный?»
А Черевичный шел галсами от бухты Прончищевой к острову Малый Таймыр.
«Бедняга Михаил, никудышное у нас радиохозяйство», — думал Иван Иванович, нет-нет да и улавливая на слух «ти-та-та», которые ключом выбивал Зиберов. — Ищут нас в эфире, а мы не можем дать о себе знать…»
Длинные волны передатчика терялись где-то сразу же за носом самолета. Бортовая рация Н-29, питаемая генератором, укрепленным на крыле (там маленький пропеллер вращался от встречного воздушного потока), не обеспечивала дальней связи — общаться с морскими кораблями можно было только в пределах видимости.
