Профессор долго и задумчиво
смотрел на дорогу, пока не затекла согнутая спина, и ноги не стали постанывать
от напряжения.
*
* *
Воскресенье. Ещё один испорченный
выходной. Вроде, разговорился этот товарищ. Хотя... кто его знает, что он
завтра выкинет. Эх, подольше бы остаться, дожать... Но нет, Патканян чуть что
шипит. Десять минут и точка. Ладно, не хочу об этом говорить. И думать не хочу.
Сейчас за Иннушкой заскочу и полетим в бутик. Надо ещё список гостей уточнить,
а она вроде меню подготовила, обсудим...
Конечно, чем больше гостей,
тем больше подарков... но и хлопот куда больше. Ладно, лишь бы ей понравилось.
*
* *
Понедельник
10:58. Эдуард Васильевич стоит в
прихожей, скорчившись в темноте под вешалкой. Пальто, не убранное с весны,
пахнет ветхостью и пылью, под потолком гудит муха, летая вокруг погасшего
абажура. По лбу Эдуарда Васильевича стекает капля, внутренности будто стянуты в
узел под ледяным прессом, руку оттягивает зажатый в ладони молоток.
10:59. Эдуард Васильевич вдруг
понимает, что входная дверь откроется прямо на него и тогда всё пойдёт на
смарку. Нет, нельзя чтобы он увидел или даже посмотрел. Профессор
перебегает влево, за угол, и замирает, прислонившись к двери туалета. Рукоятка
становится влажной под ладонью. От напряжения ноги почти не чувствуются. Муха
наконец угомонилась наверху. Тихо. Из-за входной двери слышатся размеренные
шаги. Всё ближе.
11:00. Шаги остановились. Скрежет
задвижки, дверь открывается, ох, да почему же так медленно? Вот из-за угла
выдвигается рука, плечо, профиль с крупным носом, вздёрнутые усы, лицо
поворачивается...
замах, удар!
Под стриженной шевелюрой
треснуло, и этот, в сером костюме, с грохотом распластался по паркету. Эдуард
Васильевич замахнулся снова, но, присмотревшись, отбросил молоток. Упавший
неподвижен, только из-за головы медленно расползается тёмное пятно.
Отдышавшись, Эдуард Васильевич
выглянул за угол. Дверь открыта. Выход есть! Пустая лестничная площадка, жёлтый
кафель, синяя обёртка от мороженного, лифт...
11:01. Переступив через вытянутые
ноги в чёрных лакированных туфлях, Эдуард Васильевич шагнул вперёд, к дверному
проёму. Вдруг левую лодыжку кто-то схватил снизу. Усатый. Поднимает замазанное
кровью лицо:
- Далеко собрались, Эдуард
Васильевич?
Крик.
*
* *
Ровно в одиннадцать Карев толкнул
дверь и, миновав прихожую, прошёл в знакомую комнату, не разобуваясь. Он ведь
только что оставил туфли на полу лаборатории, а снимать одну и ту же обувь два
раза подряд - уж слишком абсурдно.
