- Слышали? - поворачивается Мельхесов к Хижнякову. - Люблю разведчиков - золотой народ! И командир взвода у вас хороший. Пора ему ротой командовать. Надо оформить, товарищ Хижняков.
Беленький толкает меня в бок, шепчет:
- Слышишь, огонь товарищ Шапкин!
- А взвод он примет... Кувалдин. Справитесь?
Егор только вытягивается, отвечает за него Шатров:
- Справится, товарищ Мельхесов.
Мельхесов садится на скамейку и начинает рассказывать о положении на фронтах, об истощении резервов фашистской Германии, о боях на Западном фронте.
- Надо больше думать о наступлении, - уже другим тоном говорит он командиру дивизии. - Оборонцев ненавижу. А сейчас прошу, товарищ Хижняков, провести меня в штаб, захватите с собой начальника разведки.
Они уходят цепочкой. Замыкает цепочку Шатров.
Мы долго не можем уснуть. Политрук, как всегда, ушел на наблюдательный пункт, Шапкин, потолкавшись между нами, вышел из землянки, - видимо, он решил наедине осмыслить неожиданную радость. Будто угадав мои мысли, Мухин восторженно говорит:
- Ловко наш взводный показал себя представителю командования. На все вопросы, не задумываясь, ответил.
- Шапкин-то хорошо действовал, а вот ты, Кирилл, в проволоке запутался, не мог преодолеть заграждения, - замечает Чупрахин, сидя возле нагретой печурки в одном нижнем белье.
- Растерялся малость, с кем не случается, - оправдывается Беленький и начинает раздеваться. - Скоро пойдем в наступление... Это хорошо!
К полуночи землянка выстывает. Я поднимаюсь, в потемках ищу топор, чтобы наколоть дров. Тихонько выхожу на улицу. Слышатся редкие артиллерийские выстрелы. На холодном небе ярко светит луна. Глухо доносятся вздохи моря - тяжелое, усталое дыхание: видно, и морю нелегко достается эта война.
У штабеля дров натыкаюсь на Шапкина.
- Ты чего не спишь? - спрашивает он.
- Холодно в землянке, печку решил разжечь.
- Ну, ну, это ты молодец, правильно решил.
Я колю дрова. Шапкин, поеживаясь, стоит в сторонке.
- Шли бы в землянку, товарищ лейтенант. Сейчас там будет тепло, советую ему, собирая поленья.
- Понимаешь, Самбуров, что-то у меня на душе неспокойно. Бывает же так. - Он достает папиросы, щелкнув портсигаром, предлагает закурить. - Слухи пошли, что под Харьковом наши попали в окружение. И тут может случиться такое. Силен еще этот проклятый немец.
Захар выжидательно смотрит на меня. А что я скажу на это? "Силен... Конечно, слабый не пошел бы на нас. Но придет же весна, и ручьи запоют", думаю я, а вслух произношу:
