В костре шевелятся синеватые языки пламени. Падают легкие, пушистые снежинки. Слышатся раскаты шторма.
Иван предлагает мне плитку шоколаду:
- Бери и помни: - где Чупрахин, там знай наших! Ребята, кому подштанники заменить, у меня есть чистое белье. Люблю порядок. Это у меня от деда такая наследственность. Жил у нас в селе гражданин, по прозвищу Митрофан - незаштопанный сарафан. Ух как не любил его дед! Однажды Митрофан у деда рубль взаймы попросил...
Глаза слипаются, сквозь дрему слышу, как сокрушается Иван:
- Здрасте, я им про Митрофана, а они спят. Ну и пехота, матушка-рота.
Ночью во взводе появляется Шатров. Он предупреждает:
- Если гитлеровцы пойдут в атаку, высоту не сдавать, постараться захватить пленного. Вас будет поддерживать дивизионная артиллерия.
- 7
Впереди полыхают разрывы; небо дымное, черное. В двух метрах сидит Кувалдин и, как это он часто делает, грызет сухарь, медленно, долго. Меня это раздражает.
- Перестань!
Егор и ухом не ведет. Подползаю, дергаю за рукав:
- Слышишь?
Егор лениво смотрит в лицо, на скулах шевелятся желваки.
Час назад фашисты опрокинули на окопы огромную чашу огня и металла и льют эту тяжелую смесь без конца. Я тревожусь за Генку: он еще в нише, и, если Егор узнает о нем, он устроит мне нахлобучку.
- Хилый ты, студент! - кричит Кувалдин, пряча в карман недоеденный сухарь. - Сейчас они пойдут, готовь гранаты.
...Гитлеровцы идут плотными рядами, плечом к плечу: издали кажется, не цепи, а зеленые морские волны. "Хо-хо-хо!" - перемешиваются с выстрелами их выкрики.
Бьет наша артиллерия. Катящаяся гряда начинает редеть: в ней появляются просветы, одни фигурки отстают, другие спотыкаются, неуклюже падают, замирают на месте.
- Огонь! - заглушая выстрелы, командует Егор.
"Трах-тах-тах... Тррр-тррр, тах-тах". Стреляем дружно, почти в упор.
- Танки! - вскрикивает Беленький.
- Что орешь? - одергивает Кирилла Кувалдин. - Перестань метаться!
На гребне высотки вырастает длинная цепь неуклюжих коробок. Тотчас же среди них вспыхивают яркие снопы разрывов.
Неожиданно в траншее появляется Правдин.
- За Родину! - он взмахивает тяжелой связкой гранат, но голос его сразу тонет в гуле орудий и лязге гусениц.
Я тоже сжимаю в руке гранату и смотрю на Егора: он уперся ногой в стремянку окопа, нацелился в подползающий танк.
- Получай!
Машина, будто споткнувшись, останавливается, потом сердито кружится на месте, словно гигантское чудовище, лишившееся одной ноги. Из-за подбитых и остановившихся черных коробок выползают другие - тяжелые, дышащие жаром.
