Генерал поднимается и с минуту смотрит на Шатрова.
- А вы что скажете?
- Товарищ командующий, мы готовы выполнить любой приказ. Но вот данные авиаразведки, на мой взгляд, как раз говорят о том, чтобы мы здесь больше уделяли внимания бою в глубине обороны немцев, организации взаимодействия, чтобы потом меньше тратить времени на эти вопросы...
- Ух какие вы тут стратеги! - повышает голос, генерал, и на его лице появляется снисходительная улыбка. - Дайте-ка бинокль.
Чупрахин освобождает место у амбразуры. Командующий припадает к глазнице и, согнувшись, тем же спокойным, неторопливым голосом продолжает?
- Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Обзор хороший... Да, а на Шипке затишье. Или они хитрят, или действительно не подозревают об угрозе. А что вы скажете, товарищ красноармеец? - спрашивает командующий у Чупрахина.
- Скажу вам, товарищ генерал, наше дело - бить врага, так сказать, разминировать, обезвреживать его, - одним духом выпаливает Чупрахин, и, посмотрев на Шатрова, добавляет! - Скорее бы туда, а наблюдениями их не запугаешь.
- А не страшно через пролив да на такие кручи карабкаться против огня?
- Страшно бывает только кассиру, когда он берет казенные деньги. А мы, бойцы, идем освобождать свою землю. Может быть, кому и страшно, не без этого. Но я так понимаю, товарищ командующий, страх живет одну минуту, а смелость всегда при человеке.
- Орел! Молодец! - генерал вынимает платок и вытирает увлажнившиеся глаза. - Пойдемте, Хижняков. - Он направляется к выходу, приглашая с собой и подполковника Шатрова, который на ходу бросает нам:
- Вечером вас сменят. Обо всем замеченном доложите командиру взвода, а он пусть передаст Сомову.
- Ну что? - как только мы остались одни, спрашивает Чупрахин. - Поняли? Все уже готово. Скоро будем в Крыму. А насчет Москвы - это болтовня, Егорка. Никуда нас не пошлют, тут будем молотить фашистов.
Кувалдин отвечает:
- Для меня, Иван, Москва всюду, не только там, в Москве. Понял?
- Очень даже. Не один ты так думаешь.
С наступлением темноты покидаем наблюдательный пункт, идем не берегом, а прямо, кратчайшим путем. Местность - сплошной муравейник: то там, то здесь слышатся команды, топот ног, глухие удары саперных лопат о мерзлый грунт, проходят взводы, роты, производятся тренировочные посадки на катера и баржи. Пролетает вражеский самолет. Кругом все замирает, и тотчас же в стороне, километрах в полутора от берега, вспыхивает яркий шар осветительной ракеты, сброшенной на парашюте фашистским летчиком. В мирное время можно было бы и полюбоваться этим висящим в небе пучком света. Но сейчас он кажется зловещим, холодным светящимся пауком с вытянутым брюхом.
