Левкий,
увлекшийся грезами, взглянул на хазарина и был неприятно поражен. Менахем мелко
смеялся, тряся пейсами. Попросту хихикал.
– Ты хочешь
сказать, Левкий Полихроний, что все на Руси происходит по твоей воле?
– Нет. Конечно
же, не все…
Хазарин оборвал
смех.
– Ты слишком
тщеславен, исаврянин. Это погубит тебя, запомни. Я вижу: ты хочешь, чтобы о
твоих делах знали и говорили. Этой болезни подвержены многие… из тех, кто не
принадлежит к людям Закона. Я дам тебе совет. Если желаешь успеха в своих трудах,
оставайся всегда в тени. А на свету пусть будут рабы. Те, кого ты купишь. Не
завязывай прямых отношений с Всеславом. Приобрети маленького подлого человечка
и сделай его большим и благородным при новом киевском князе Всеславе. Пускай он
будет твоим Адамом, и когда он падет, ты извергнешь его из рая и останешься
невидимым.
Левкий
задумчиво кивал. Он вдруг осознал, что шум во дворе давно прекратился.
– Так ты дашь
мне золото, Менахем?
– Я подумаю.
Ты ведь просишь немало?
– Разумеется.
– Скажи… –
Хазарин, казалось, о чем-то вспомнил. – Имеешь ли ты возможность разговаривать
с митрополитом Георгием?
– Я могу
отыскать любую возможность, если она необходима.
Левкий сказал
это с удовольствием, ощущая сладость произнесенных слов.
– Знаешь ли ты
игумена Печерского монастыря?
– Феодосия?
Его знают все.
– Да, он
знаменит. – Менахем печально вздохнул. – С тех пор как иудеи поселились в
Киеве, нам не дают спокойно жить все эти христианские проповедники. Почему они
считают, что мы должны отречься от истинной веры и уклониться в троичное
многобожие?
– Их
обязанность так считать, – пожал плечами комит.
– Феодосий
самый несносный из них. Он чересчур досаждает нам. Все время ставит в пример
того проклятого отступника, которого они четверть века назад сделали новгородским
епископом.
– Луку Жидяту?
Ох, прости, Менахем. Я понимаю, это имя оскорбительно для тебя.
– От Феодосия
же мы слышим его каждую субботнюю ночь!
– Я подумаю,
как кроткого Феодосия сделать укрощенным, – сказал комит и остался доволен
фразой.
– Обязательно
подумай. Если митрополит не сможет укротить его, то… Подумай, Левкий.
– Так как
насчет золота?
– Приходи
через три дня. Я тоже буду думать.
Левкий
распрощался с хозяином и ушел, не задерживаясь. Лишь за воротами остановил
коня, оглядывая улицу – не хотел встретиться здесь с буянившим отроком. Но
Гавши не было.
Сверху из окна
за отъездом комита наблюдал гость Менахема, прибывший из Константинополя.
