Бить они меня
не били, помяли только немного. Связали руки, стали устрашающе орать на меня –
чтобы испугался и описался, почувствовал себя маленьким гаденышем перед лицом
великой и могучей Цивилизации, на которую покусился. А мне от их детских
наскоков только скучно стало. Подумаешь, диверсанта поймали. Мешок
цивилизованных ценностей хотел спереть.
Привели Валуя,
тоже связанного, с разбегающимися от контузии глазами. Вместе с ним приволокли
те два переброшенных мешка. Трое охранников остались нас сторожить, дубинками
для виду помахивая. Остальные повалили в зону, искать другие следы
преступления. Всех, кто там был, кроме нас с Клином, – человек восемь –
согнали в кучу, начали пропуска проверять. Оставшиеся мешки наши отыскали
быстро. После еще раз прошлись по зоне, прошерстили всю. Клина не откопали. Я
потом думал, как он ушел. Охрану той же ночью усилили, на входе и выходе
строгий режим ввели. Они ведь так и не поняли, каким образом я просочился в
зону. Решили, через забор прилетел или в ворота прокрался на отвлекающем маневре.
А Клин, я думаю, отлежался и следующей ночью прокопал в слое ход под забором.
Может, по пути еще и карманы набил банками с икрой.
Меня и Валуя
по-быстрому, без лишних церемоний судили за преступление против рынка.
Приговорили к двум годам исправительно-воспитательных работ на строительстве
Дворца Свободы. После суда нас отвели на дикую землю, дали лопаты и велели рыть
ямы. В этих ямах – метр на полтора, глубина в рост – нас и поселили, каждого в
своей. Выдали по одеялу, на ночь сверху ямы накрывали металлической сеткой и
досками, на которых дрыхли охранники. А днем мы с самого ранья и до темноты
утаптывали культурный слой на фундаменте Всемирного центра. Работа несложная,
но тупая, психологически выматывала неописуемо. Такой бесконечной, сумасшедшей
тоски и одиночества мне еще никогда не приходилось испытывать. Фактически мы
были рабами. Вольнонаемные, среди них, кстати, было много наших, причем
большинство – самый настоящий отброс, смотрели на нас как на дерьмо. Брезговали
заговаривать, Валую, маявшемуся без курева, обсосанного бычка не оставляли.
Охранники наши, два ухмыляющихся цивилизованных кретина, один из которых негр,
таскались за нами по всей стройплощадке, разве что не на веревке держали.
Кормежка, конечно, была трехразовая, о здоровье рабочей силы они заботились.
Как только я не помер от этой нежной заботы, не знаю. По-моему, это был
перепревший культурный слой, варенный с ударной дозой специй.
