, определяли скорость фрегата, несли вахту у штурвала рядом с вахтенными мичманами, у нактоуза
[12], выдерживая заданный румб по компасу.
Юрий присматривался, в свободные минуты старался быть поблизости от вахтенного мичмана. В пути отряд попал в шторм. Ночью ветер усилился, пришлось вызывать наверх команду, брать рифы у парусов. К утру ветер несколько стих, но разведенная им волна еще долго сопровождала фрегат.
В Ревеле простояли целую неделю. Проводили шлюпочные учения, драили палубу, поправляли такелаж после шторма. Погода постепенно улучшалась, лето брало свое. В субботу выглянуло солнце, а в воскресенье гардемарин повезли на берег. Едва ступив на твердую землю, Юрий почувствовал себя как-то непривычно. Оглянувшись на товарищей, он понял, что те тоже не в «своей тарелке». Им не стоял ось на месте, тянуло из стороны в сторону, суша казалась зыбкой, ноги ступали словно по ватному одеялу. Переминаясь с ноги на ногу, гардемарины поглядывали друг на друга, озираясь вокруг. Все они впервые очутились на эстляндском берегу, и молодой мичман сразу из порта повел их в старый город, расположенный в крепости на холме.
Миновав крепостные ворота, гардемарины медленно поднимались в гору по узким улочкам Вышгорода. Лисянского удивила, в отличие от Кронштадта, необычная чистота каменных мостовых. Навстречу попадались опрятно одетые горожане, ремесленники. Румяные девицы в нарядных чепчиках лукаво поглядывали на молодых матросов, перешептывались и весело хохотали им вслед. Непривычно звучала незнакомая речь горожан. Проголодавшихся гардемарин мичман повел в небольшую, но уютную таверну, где пахло свежими булочками и копчеными окороками. В углу за столиком сидели трое мужчин. Оттуда донеслась немецкая речь.
— В Эстляндии проживает немало остзейских пруссаков, — вполголоса пояснил гардемаринам мичман.
На фрегат возвращались вечером перед спуском флага, солнце уже коснулось горизонта. Вечер выдался тихий.
— Нынче любо на верхней палубе переночевать, — предложил Юрий друзьям Иринарху Тулубьеву и Паше Карташеву. Те согласились, и, спросив разрешения у вахтенного мичмана, друзья расположились возле грот-мачты, рядом со световым люком. Долгие сумерки сменились ночной прохладой. Едва гардемарины задремали, с разных сторон понеслись звонкие команды:
— Т-о-о-овсь!.. Ноль! Т-о-о-овсь! Ноль! — неслось со шкафута[13] и кормы.
Юрий приподнялся. Тут и там на палубе светились фонари. Гардемарины старших классов проводили астрономические наблюдения, по звездам определяли место якорной стоянки фрегата. Одевшись, Лисянский подошел к наблюдателям. Работали гардемарины, разбившись на пары. Один гардемарин секстаном определял высоту светила над горизонтом. Покачивая секстан, он протяжно кричал: «Т-о-овсь!», затем ловил момент касания светилом горизонта и отрывисто командовал: «Ноль!» В этот момент его напарник, склонившись над хронометром, точно определял время и записывал в тетрадь результаты наблюдений. Они менялись местами и опять проводили серию наблюдений. Подсев поближе, Юрий невольно вспомнил Курганова. Передав секстан и хронометр следующей паре, гардемарины немедля начинали выполнять вычисления. Лихорадочно листая астрономические таблицы, они делали десятки математических расчетов, прежде чем могли доложить находившемуся на фрегате корпусному преподавателю астрономии результаты.
