— Проклятье, девочка, когда ты стала такой злой?
— В другой жизни, до того как приехала в Майами. И я совсем не злая, просто у меня имеется определенный взгляд на вещи. Если довольно долго врешь самому себе, наступает момент, когда единственное, чего ты хочешь от людей, — это правда, пусть даже самая горькая.
Безмолвная «Марипоса» тихо покачивалась на океанских волнах. Браулио лежал на полу в полубессознательном состоянии, и шхуна нежно баюкала его, точно он вновь оказался на руках у матери. Он открыл глаза и в первое мгновение почувствовал благословенное онемение, но в следующую секунду боль расцвела с новой силой, набросившись на него с такой лютой злобой, что он чудом не провалился в непроглядный мрак.
Браулио вскрикнул — от боли и чтобы заставить себя не потерять сознание. С криком вернулись воспоминания. Чувствуя, как все тело налилось свинцом и не желает подчиняться, он чуть-чуть повернулся. И сразу же новый мучительный приступ пронзил живот и ногу, обжег лицо и грудь. Раны, которые он считал смертельными, открылись.
«Анжелика».
Старый рыбак зажмурился и снова всхлипнул, проклиная себя за слезы и слабость. Перед ним возникло лицо внучки. Шестилетняя Анжелика стала даром небес, и ее появление на свет вернуло Браулио сына. Марвин родился в результате одной-единственной ночи, проведенной Браулио с официанткой, давно пережившей свои лучшие годы, — женщиной, которая обратила на него внимание, когда он был молодым и красивым или, по крайней мере, молодым. Он практически не общался с Марвином до этого, однако с рождением Анжелики все изменилось. Мама девочки бросила их, мать Марвина давно умерла, и мальчику требовалась помощь. Денег у Браулио было не очень много, но он делал что мог и отдавал малышке все свое время.
Ради Анжелики стоило жить. Стоило бороться.
Солнечный свет проникал сквозь маленькое вентиляционное отверстие во внешней стене гальюна. Как долго он находился без сознания? Что сейчас — утро или день? Браулио затошнило, когда он попытался понять, сколько часов осталось до наступления ночи. Неужели демоны вернутся? И можно ли предположить, что они приходят только по ночам?
Он заставил себя дышать ровнее, прогнал слезы, сжал зубы, сражаясь с болью, и прислушался. До него доносился скрип корабля, стук тросов и блоков лебедки. И больше ничего. Он не слышал даже криков чаек, которые указывали бы на то, что корабль относит к берегу.
Браулио вспомнил о капитане и оружии, которое унесли на остров.
