— Но ведь они не де Вильневы, — спокойно ответил Леон.
Герцог поставил локти на стол и, удерживая в руках серебряный бокал с вином, слегка покачивал его вперед-назад.
— Король вряд ли отнесется спокойно к вашему непослушанию, Леон. Подумайте, ведь ему годами довелось терпеть неприятности от южан, мятежи и прочие беспорядки. Половина жителей Лангедока вообще не считает себя французами. Ведь именно поэтому король и называет вас своим Львом. Ведь вы являете собой сердце и разум юга, и если мужчины Лангедока лояльны по отношению к вам, значит, они верны королю. В случае войны они последуют за вами, а не за Людовиком, и он это понимает. Если ваша преданность окажется под вопросом… — Герцог, не окончив фразу, весьма выразительно пожал плечами.
И тут раздался испуганный вскрик Элизы, а сразу после этого она произнесла:
— Нет-нет, Леон предан королю! Вы же знаете, как самоотверженно он за него сражался.
Герцог поспешил ответить ей с ободряющей улыбкой:
— Да, король понимает и ценит это. Тем не менее он приказывает Леону вернуться в Версаль, а этот дьявол Кольбер примется отравлять разум Людовика разными подозрениями, если Леон не подчинится приказу.
— Какими подозрениями? — спросила Элиза в полном недоумении.
— Например, таким, что Леон может воспользоваться силой своего влияния на южан. Он может рассчитывать на поддержку по меньшей мере двух тысяч этих чумовых гугенотов, которые для Людовика хуже острой занозы в теле. Остались истинно католическими только три города — Тулуза, Каркассон и Бокэр. Это опасное положение для любого короля.
— Но Леон — добрый католик! — запротестовала Элиза. — Он никогда не стал бы рассчитывать на поддержку гугенотов!
— Я вполне осведомлен об этом, мадам, но гугеноты следовали за Леоном на войну, а подобная преданность человеку иной веры может лишить ночного покоя даже короля.
— Если бы вы жили в Париже, я непременно заметил бы вас, — тем временем на другом конце стола негромко говорил Рафаэль Мариетте, стараясь поймать своими голубыми глазами ее взгляд.
— Скорее всего, месье, мы обитали бы в разных частях этого большого города, — отвечала Мариетта, стараясь спрятать за игривостью тона боль, которую ощущала в сердце. О, если бы Леон смотрел на нее с таким обожанием! Если бы в его глазах она читала желание, если бы его рука прикасалась к ее руке как бы ненароком, а на самом деле намеренно, когда он подливал вина в ее бокал. Но Леон был поглощен разговором с герцогом, а его нареченная сидела рядом с ним.
