— Арман прикован к больной Нинетте, а кого еще вы имеете в виду? — все с той же резкостью задала вопрос Мариетта, изо всех сил стараясь удержаться от слез унижения: она заметила насмешливо-удивленное выражение лица изысканно одетого старшего из пассажиров кареты и дерзкий взгляд его младшего спутника. Он глазел на нее так, будто она совсем голая, а что касается Леона… Он смотрел на нее с таким выражением, словно хотел задушить.
— Как вы смеете вести себя как мужичка? — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Вы осрамили меня перед моими гостями, вы сделали ваше пребывание в Шатонне невозможным…
Коза, воспользовавшись долгой остановкой, протиснулась у Мариетты под рукой и ловко спрыгнула на землю.
— Вот, полюбуйтесь, что вы натворили! — выкрикнула Мариетта и тоже соскочила с повозки. — Да знаете ли вы, чего мне стоило затолкать этих глупых животных в повозку?
Задыхаясь от волнения, она бросилась догонять козу, подобрав юбки, чтобы бежать быстрее.
— Проклятие!
Леон схватил хлыст, спрыгнул с Сарацина и понесся за ней.
— Вы что, не понимаете, что сделали всех нас общим посмешищем?
Глаза, которые как-то раз показались ей медово-золотистыми, были в эту минуту черными, словно у дьявола.
Леон ухватил козу за задние ноги, а Мариетта вцепилась в передние. Коза извернулась, высыпала на дорогу порядочную кучку помета, после чего оросила бархатное одеяние Леона струей вонючей мочи.
— Боже милостивый!
Наблюдать за тем, как Леон, изысканнейший из придворных в Версале, воитель на поле битвы, сражается с растрепанной и неопрятной деревенской девкой и с брыкливой козой, было чересчур для обоих Мальбре. Герцог, отсмеявшись, утирал глаза кружевным платком, в то время как хохот Рафаэля был достаточно громким, чтобы его услыхали как в Монпелье, так и в Шатонне.
Леон пытался заговорить, но не смог. Он сжал кулаки, повернулся и, предоставив Мариетте управляться с непокорной козой, сел на Сарацина и ускакал, не оглянувшись.
Рафаэль де Мальбре, все еще громко смеясь, послал из окна кареты воздушный поцелуй Мариетте, которая так и сидела, держа козу у себя на коленях, обернутых подолом юбки.
— Даже без пары туфель на ногах! — не удержавшись, заявил Леон матери, едва отец и сын де Мальбре удалились в отведенные им комнаты. — Правит мулами и повозкой, в которую затолкала полтораста коз!
— Двенадцать, — поправила мать и прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
— Двенадцать, двадцать, сотня… какая разница? Как мне теперь прикажете представить ее Мальбре?
